Тень среди лета

Абрахам Дэниел

Следующие дни жизни Амат Кяан оказались чуть ли не самыми тяжкими. Заведение и так переживало не лучшие времена, а ее приход лишь добавил беспорядка. Все его обитатели, включая женщин, стражу, виноторговцев, игроков, взялись проверять новую хозяйку на прочность. Три раза возникали драки. Почти каждый день ей приходилось пресекать очередную вольность и всякий раз слышать обиженное: «Ови Ниит это разрешал!». «Можно подумать, – ворчала она про себя, – он был безотказнейшим и щедрейшим из людей». Смерть сделала его

добряком. Что ж, этого следовало ожидать.

Если бы этим все ограничилось, ее бы вряд ли мучила бессонница. Сложности усугубило появление Мадж. Никто, кроме Амат, не говорил на ниппуанском, а женщина еще толком не могла изъясняться по-хайятски. С тех пор, как она переселилась сюда, Амат дергали по каждой ее нужде – независимо от времени суток или важности повода.

К счастью, Ториш Вайт оказался способен ко многому помимо охраны. В частности, он согласился пустить в порту слух о том, что Амат Кяан ищет сведения о поставках гальтского жемчуга. Затевать тяжбу с Гальтским Домом было все равно что начинать жизнь заново. Дом утех покроет расходы, если привести его в порядок, но даже безденежье – пустяк по сравнению с нехваткой времени, а она – Амат – уже не девочка, чтобы всюду успевать.

На ранних этапах можно было положиться и на наемников. Правда, иногда ей припоминались жалобы западных торговцев на то, каково иметь дело с продажными воинами. До тех пор, пока она будет обеспечивать их деньгами и женщинами, они останутся при ней. Но если почувствуют себя незаменимыми – жди беды.

Ее просторный кабинет – бывший Ниитов – был весь завален документами, записями, планами. Утреннее солнце заглянуло в узкую щель поверх подогнанных ставень – их задвигали, чтобы можно было спать днем. Амат отпила чая из чашки, пока Митат, ее ближайшая советчица по делам заведения, шагала взад-вперед, шелестя бумагами.

– Это уже слишком, – сказала она. – Никогда не подумала бы, что скажу это, но вы даете им чересчур много свободы. Выбирать, с кем из мужчин ложиться? Амат-тя, при всем уважении, вы хозяйка публичного дома. Когда приходит мужчина с деньгами, ваша задача – предоставить ему женщину. Или мальчика. Или трех девчонок и курицу – смотря что попросит. Если дать им право отказывать клиентам…

– Они будут получать меньше денег, – закончила Амат спокойным и рассудительным тоном, хотя знала, что Митат права. – Те, кто хорошо работает, хорошо получают. А при такой свободе и возможности заработать больше мы будем привлекать женщин, которые подыскивают приличное заведение.

Митат остановилась. Она ничего не сказала – ее напряженный взгляд говорил сам за себя. Амат закрыла глаза и откинулась в кресле.

– Не секите их без причины, – произнесла Митат. – Не позволяйте никому резать там, где останется шрам. Платите вовремя. Это все, что можно сейчас сделать. Через год-два, пожалуй, можно будет попробовать что-нибудь этакое, но сейчас оно будет воспринято как проявление слабости.

– Да. Наверное, ты права. Спасибо, Митат-тя.

Когда она снова открыла

глаза, Митат стояла перед ней в позе беспокойства. Амат отмахнулась.

– У вас усталый вид, бабушка.

– Пустяки.

Митат замялась, как будто хотела что-то добавить, и вернула ей документы. Не успела Амат спросить, что случилось, как на лестнице раздались шаги, и в дверь вежливо постучали. Вслед за тем в комнату вошел Ториш Вайт. Вид у него был настороженный.

– Тут вас кое-кто спрашивает, – сказал он Амат.

– Кто?

– Марчат Вилсин.

У Амат свело нутро. Она глубоко вздохнула.

– С ним кто-нибудь есть?

– Нет. От него немного несет вином, но он безоружен.

– А где Мадж?

– Спит. Мы отвели ей вашу старую комнату.

– Поставьте охрану у той двери. Никого не впускать, ее не выпускать. Марчату незачем знать, что мы ее здесь держим.

– Так вы его примете? – изумилась Митат.

– Я больше тридцати лет проработала под его началом, – ответила Амат, как будто это проясняло суть дела. – Ториш-тя, мне понадобится дежурный за дверью. Чтобы по первому зову быть здесь. Если все будет тихо – не мешать нам и не беспокоить. Договорим позже, Митат.

Оба удалились, закрыв за собой дверь. Амат встала, взяла трость и прошла к выходу на собственную веранду. Ночью шел дождь, в воздухе до сих пор стояла влага. «Вот почему, – сказала себе Амат, – так тяжело дышится». Дверь за спиной открылась и снова закрылась. Амат обернулась не сразу. По ту сторону веранды лежал веселый квартал – улица за улицей. Флаги трепетали, нищие пели. Чудный город, даже этот район. Поэтому-то она и затеяла то, что затеяла. Ради него, ради Мадж и ребенка, которого та потеряла. Амат мысленно собралась с духом.

На пороге в темно-зеленом, почти черном халате стоял Марчат Вилсин. Его лицо посерело, глаза воспалились. Он выглядел испуганно и растерянно – ни дать ни взять мышь, окруженная котами. У Амат сжалось сердце.

– Здравствуй, старый друг, – сказала она. – Кто бы подумал, что мы встретимся здесь?

– Зачем ты так, Амат?

Боль в его голосе почти сразила ее. Ей захотелось подойти к нему, утешить. Взять за руку и уверять, что все будет хорошо, несмотря на то, что все будет плохо. Задним числом она поняла, что если бы позволила ему объясниться тогда, признаться в любви, то могла и не найти в себе сил уйти из Дома Вилсинов.

– Это называется нападением. То, что случилось с поэтом и с девушкой, – ответила она. – И мы оба это знаем. Ты напал на Сарайкет.

Он шагнул вперед, протягивая открытые ладони.

– Амат, как ты не поймешь? Я тут ни при чем!

– Чаю не желаешь? – спросила она.

Марчат озадаченно сел на скамейку и схватился за голову в немом отчаянии. Амат вспомнила, как впервые его встретила: темные волосы, заморские манеры. Тогда он любил смеяться, но смотрел властно. Амат налила ему чая. Когда он не взял чашку, она поставила ее на столик у его колена и вернулась к своему столу.