Тень Уробороса. Аутодафе
Шрифт:
— Почти.
— А откуда же здесь крысы? Вот спекулаты, говорят, есть, а крысы откуда?
— Крысы, господин, еще нас с вами переживут. А заражение здесь пошло не от крыс.
— Нас нарочно травят, да? Эти сволочи?
Я собрал все свое терпение и настойчиво указал ему на маску:
— Наденьте ее и ждите, вас переведут отсюда в чистый блок, а там сообщат, нашли что-нибудь в вашей крови или нет.
— Ладно, спасибо, док. Не унывайте, док! Мы и крыс вытурим, и спекулатов. Вы, главное, молодежь спасите, а мы уж как-нибудь…
На этом красноречие мужчины иссякло и, освобожденный
Джо, Джо… Лучшая ученица Фреда Калиостро, его гордость… Незаменимый псионик, руководитель спецбригады по особым поручениям… Она ни при каких условиях не могла убить человека, даже если этот человек угрожал убить ее. Парализовать, смять волю, оглушить — да. Но в случае, когда надо стрелять, когда либо ты, либо враг, Джоконда была бесполезна. Не по вдолбленным кем-то убеждениям, не под страхом аннигиляции, а по природе своей не могла она лишить жизни. Вот что я узнал о ней сразу — еще тогда, в застенках контрразведотдела, на допросе. И она поняла, что я знаю. И предпочла бы умереть, но не лишиться работы, в которой видела суть своего бытия. Это так нелогично. Это так по-человечески…
Наверху происходило столпотворение. Было вызвано усиление, сотрудники Лаборатории спешно наряжали приехавших военных в защитные костюмы, все суетились, тут же, ко всему прочему, искали место для оставшихся пассажиров, плакали какие-то дети. Одним словом, я не сразу отыскал Джоконду. Они оказались у большого фонтана с Фаиной и Чезом. Чезаре почуял неладное, но не знал, что случилось, однако его успокаивало то, что начальница жива и невредима. Увидев меня, он глухо насупился, но уступил дорогу Джоконде. Она подошла ко мне.
— Вы были там, синьор Элинор!
Я кивнул. Джо машинально вытащила сигарету и тут же поломала ее, вспомнив, что в шлеме не покуришь.
— Все верно. Я профнепригодна.
Ее губы готовы были задрожать, но она гордо вздернула голову и сотворила высокомерный взгляд.
— Хотите я скажу вам кое-что, госпожа Бароччи?
Мне хотелось смотреть в ее темные глаза хоть до конца этой жизни.
— Что тут можно сказать? Вы были правы: мое участие в операции могло испортить все.
— Джоконда… — (она слегка вздрогнула, потому что я впервые позволил себе такую фамильярность) — По мне, так если бы все, исключительно все люди в мире были такими, как вы, у человечества появился бы шанс на индульгенцию до нискончания века.
— Но люди все не такие, — холодно ответила Джо. — Я думала… я думала, что в ответственный момент смогу. Но вы, оказывается, знаете меня лучше меня самой…
— Знаете, я дам вам успокоительного, вы придете в себя и решите, что делать дальше? Может быть, стоит рассказать об этом Чезу?
Я кивнул в сторону сурово набыченного Ломброни, который так и сверлил нас взглядом, полным угрозы.
— Ну что вы… — устало усмехнулась она. — Подчиненным нельзя говорить такое, иначе…
— Мне кажется, Чез не просто подчиненный.
— Что?!
— Простите, я неловко выразился. Я хотел сказать, что он преданнее обычного подчиненного и привязан к вам по-человечески, как друг. При таких отношениях он не выдаст вас и не станет уважать меньше…
Джоконда
Внезапно у всех находящихся в зале — у врачей, спецагентов, военных — заверещали сигналы ретрансляторов. Это было так неожиданно, резко и странно, что даже сотрудники ВО, привыкшие ко всему, замерли от удивления.
Я увидел, как Фанни одной из первых включает связь.
— …жение сдаться! — раскатисто прозвучало в огромном помещении; голос был мужским, очень неприятным, как ножом по железу. — Довожу до сведения: все жизненные центры вашей планеты перешли под наше управление. Сопротивление бесполезно. Аэропорты и космопорты блокированы. Любая попытка вырваться приведет к кровопролитию. На орбиту Земли не поднимется ни единый летательный аппарат! Переговоры о помиловании будут уместны только в случае добровольной сдачи!
Один и тот же голос из множества динамиков вопил оглушающе.
— Слушай, урод, а там у вас специально с такими дебильными голосами отбирают? — съязвила Фаина, которую, казалось, совершенно не проняла угроза.
И, несмотря на то, что связь была, как выяснилось, односторонней — говорящий ее не услышал и продолжал читать ультиматум — слова Паллады возымели ободряющее воздействие. Все оборвали сеанс, точно по команде. Кто-то попытался соединиться со своим командованием, часть военных отправилась на точки, чтобы, случись что, держать оборону, и даже во мне вдруг очнулся от долгого сна Кристиан Харрис с его многолетним опытом участия во всевозможных вооруженных конфликтах.
— Нет связи, — услышал я фразу Джоконды.
Фанни кивнула ей, отбрасывая в сторону бесполезный ретранслятор:
— Всё, Джо, принимай командование. Голову нам снесли, это точно.
— У нас есть один выход: глухая оборона и попытки пробиться на связь с внешним миром.
Чезаре проворчал, что это вряд ли, отсекли грамотно и полностью.
— Убираться отсюда надо, — добавил Марчелло. — Порко, вон, без орешков страдает…
— Ваттене, стронцо! Старе суль каццо!
Если помнить о сходстве итальянского и латыни, перевести сказанное Маларедой в адрес коллеги я, пожалуй, не осмелюсь.
— Болваны! — буркнул на них Чезаре. — Тупые головы! Кретино!
Будто не слыша их препирательств, Джоконда продолжала:
— Поднимать в воздух самолеты нельзя. Пищеблок обеспечит всех нас едой дня два. Елизавета!
— Да?
Моя начальница тут же возникла перед «эльфийкой».
— Синьорина Вертинская, хватит ли вам медикаментов, чтобы ликвидировать эпидемию и поднять на ноги зараженных?
— Нет, Джо, не хватит. Заражены практически все, кто здесь был, а медикаментов у нас было ровно столько, чтобы помочь самым тяжелым до госпитализации. И на пищеблок я не слишком бы рассчитывала: вполне возможно, продукты в нем тоже заражены.