Тень Уробороса. Аутодафе
Шрифт:
— Кристиан! — шепнула вдруг Джо, отворачивая ладони. — Вы засыпаете!
Он кивнул, не открывая глаз, и дал знак повторить сначала.
Что-то творилось вокруг них. Вертинская ощущала какую-то щекотку, вибрацию в коленках — так было в детстве и ранней юности, когда вдруг налетит порыв теплого ветра, закрутит, взмоет над тобой… И хочется помчаться, взлететь следом, завертеться в безобидном смерчике, забыть о земле… Она вопросительно посмотрела на гречанку, и та показала ей большой палец, мол, теперь у них все получилось…
Элинор казался мертвым. Он не дышал, закоченел, вытянулся и как будто опустел, перестал быть собой.
Джоконда же напрягалась всем телом. На лбу у нее выступила испарина, руки начали мелко дрожать, дыхание стало прерывистым и тяжелым. Можно было подумать, что сейчас она строит вторую Великую пирамиду, а не сидит себе преспокойно в кресле зала ожидания.
Фанни покачала головой и возвела глаза к небу. Вертинская не без зависти подумала, что она сейчас, возможно, даже видит, что творится у этих двоих…
Земля, Нью-Йорк, аэропорт Мемори, сентябрь 1002 года
На вторые сутки бессонницы мысли в голове у Эфия начали спотыкаться, становились ленивыми и завязали одна в другой подобно комкам теста. Постоянный страх не ушел, но на помощь вызвалось безразличие. А вот сна так и не было.
Почему-то его одного перевели в странное помещение, где больше никого не было. Эти люди, во всем белом и в прозрачных масках, еще несколько раз кололи его каким-то непонятным предметом. Боль была несильная, оводы кусаются ощутимее, но страшила неизвестность. А еще рядом страдали больные люди…
Сначала Эфий просил, чтобы его перевели к старому Хаммону, потому что тот один мог бы рассказать ему, что происходит. Но люди в масках его не понимали, только улыбались и пробовали успокоить.
А еще клеомедянин хорошо чувствовал, что все они сейчас находятся глубоко под землей, как тогда, в каверне, а наверху сменяются день и ночь, а может, даже идет дождь.
В какой-то момент ему показалось, что он вот-вот заснет, закружилась голова. Эфий подождал, но сна не было. И еще что-то звало его наверх, он понял, что не найдет себе места, пока не подчинится зову. Пришлось вставать и красться к двери, чтобы не услышали дежурящие в коридоре люди в белом. Они не услышали. Эфий аккуратно проскользнул прямо у них под носом и помчался наугад.
Снаружи не было дождя, у горизонта висела раздутая оранжевая луна, вся в ямах, пятнах, похожая на жилища духов, иногда появлявшиеся в небе над его родной Солнечной скалой. А вот воздух оказался ватным и пресным. Ветер шевелил траву на полоске живой земли вдоль дорожного покрытия, играл листвой небольших плотных кустиков — и совсем не чувствовался…
И Эфий снова побежал, легко и без всякой устали, как тогда, когда мальчишки побили его на пастбище. И сейчас мир светился словно через тонкую, отдающую зеленцой пленку, сиял сказочно и таинственно, как сама луна. Но вдали, на поле, творилось что-то странное…
Юноша спрятался за башней.
Иной раз, бывает, взглянешь на небо — а там среди россыпей звезд чернее самой черноты проступают пятна, рваные и безобразные. И ничего не видно за ними.
Вот сейчас там, на поле, в небо уходило что-то длинное, как ствол гигантского тысячелетнего дерева, закрывая своей темнотой все, что творилось за ним, хотя Эфий точно откуда-то знал, чувствовал: оно прозрачно. Прозрачная чернота, как разрыв в воздухе, порог жилища злого духа, за которым смерть…
Убедившись, что «дерево» не меняет своей формы и не показывает враждебности, пастух осмелел. Ему захотелось узнать, что же это такое.
Едва касаясь ступнями земли, Эфий снова побежал.
«Ствол» был и не был одновременно. Он высился, будто гигантская метка чего-то, что могло бы быть или когда-то было на этом месте. Под этим стволом уходила на немыслимую глубину такая же гигантская яма, которой тоже не было, но которая была.
«Я уснул! — понял клеомедянин. — Я уснул, и все это мне приснилось!»
И тут же в подтверждение его слов из-за «ствола» вылетело что-то серебристое, ярко светящееся. Оно было высоко, у него был длинный хвост, терявшийся далеко позади него, и переливающаяся радужная оболочка. Оболочка эта коконом обвивала светящийся силуэт и, кажется, оберегала его. Самое главное, что очертания силуэта напоминали человеческую фигуру. И фигура эта изучала черное «дерево» и яму под ним.
«Это ведь тот человек, который часто приходил ко мне! — сам не зная как угадал Эфий, изумленно уставившись на свет. — Он тоже здесь!»
Внезапно хвостатый человекообразный кокон резко развернулся и замер. Пастух понял: теперь и «оно» увидело в ответ, теперь «оно» удивлено не меньше. Так значит, этот человек в белом — колдун? У них, солнцескалов, колдуны могли летать, чтобы там общаться с духами леса и стихий. И некоторые на веку Эфия тоже могли лечить, как и тот человек в прозрачной маске, со стальным взглядом и длинными волосами.
Ему показалось, что в его голове мелькнул обрывок мысли, которую он не думал, да и услышал совсем случайно. Подслушал.
«Кто это, Кристиан?!»
Это было имя. Странное имя, значившее что-то вроде «тот, кто идет за сыном Бога».
«Это и есть он, тот клеомедянин, Эфий-Нашептанный. И он меня понимает! А я, кажется, понимаю его!»
«Он что, тоже?..»
«По всей видимости, да»…
Светящийся кокон стремительно опустился прямо перед Эфием, и серебристый «хвост» обвил его несколько раз, похожий на веревку кнута. Так, вблизи, в фигуре еще явственнее проступили черты того человека в белом. Эфий протянул к нему руку и вдруг в ужасе увидел, что она тоже серебристая, полупрозрачная, светится…
Юноша вскрикнул…
…и очнулся, резко, как если снится падение, в своей кровати глубоко под землей. Все в том же изоляторе.
«Очень странный сон, — подумал он. — Только бы не забыть его! Он что-то значил!»
Но Эфий никак не мог отделаться от ощущения, что все было слишком реальным, чтобы быть просто сном…
Земля, Нью-Йорк, аэропорт Мемори, сентябрь 1002 года
Возвращение походило на рывок, закончившийся ощутимым ударом тока. Тело затекло и замерзло. Откуда-то со стороны витража сильно сквозило, а покрасневшая луна окрашивала все в зале ожидания какими-то неприятными призрачными тонами.