Тень Уробороса. Эпоха лицедеев
Шрифт:
— Правда? Спасибо. Я рад, что вы, леди, это оценили, — в его тоне прозвучала такая знакомая, беззлобная и ненапыщенная, ирония, что гречанка поняла: каждый раз, встречаясь с Фредериком, она будет скучать по мужу еще больше. — Женщина много чего обеспечивает. Вернее, это мы ей обеспечиваем, а она принимает, распределяет и оперирует. Мы эффективнее работаем снизу вверх, — он грациозным жестом показал движение от диафрагмы ко лбу, — а вы — сверху вниз, — на секунду замершая перед бровями, рука его вернулась обратно к диафрагме. — Объясню. У нас в группе Феликс — кардиоузел, Басманов — харизма.
— А вы?
— Пока — распределяю и оперирую. Надеюсь, после определенной подготовки этим будете заниматься вы.
— Но ведь есть еще… — Фанни коснулась ладонью пупка.
— Возможно, возможно. В вас и это сильно. Посмотрим, как будет оптимальней, — Калиостро слегка опустил спинку кресла и откинулся на нее. — Я не загадываю.
Паллада покачала головой. Пожалуй, теперь можно угадать, кто есть кто в «квартете» Джо. Чезаре — безусловный «кардиоузел». Тут даже голову ломать не нужно. А вот кто из двоих — Марчелло или Витторио — «харизматик»? Судя по тому, что всевозможные допросы подозреваемых Джоконда доверяет Порко-Витторио, «ментал-узел» — именно он. Только вот неужели молчаливый и малозаметный Марчелло Спинотти — «секси»?
— Думаете о примере в группе Джо? — угадал Фредерик, не открывая усталых глаз. — Правильно, думайте.
— Ума не приложу. Не сходится что-то.
— Это верно. И не может сойтись. Потому что у нее только Чез — «чистый». Спинотти и Малареда — смешанные. Понемногу и того, и того.
— Ого! И так бывает?!
— Как только не бывает…
— А кто Карди? Или он слишком для этого непригоден?
Калиостро вздохнул:
— Он не псионик. Я не могу его классифицировать. У него совсем понемногу всего этого. Но очень понемногу. Десятая часть от способностей Витторио или Марчелло и совсем уж ничтожная — в сравнении с Чезом и Джо. Таково уж перераспределение на этот раз…
— Как это?
Он безнадежно махнул рукой:
— Скорее, во времена оны его назвали бы воином. Храбрым, сильным, честным, но…
— А почему вы искали меня в стационаре? — вспомнила Фанни минуту спустя. — Разве Дик не сказал…
— А почему вы решили, что в стационаре я кого-то искал и что именно вас?
— Вы шли оттуда.
— Да, но я не искал. Я встречался с одним человеком. Кстати, мощный эмпат. Мне в этой жизни такие еще не встречались…
Палладе показалось, что в голосе его прозвучало что-то вроде гордости.
— Из персонала или из психов? — она специально высказалась как можно более пренебрежительно: уж очень обидно стало за мужа, на которого Калиостро-старший махнул рукой. А тут, видите ли, откопала ему верная прихлебательница Джо какого-то эмпата! Подумаешь тоже!
— Это Зил Элинор, наш общий знакомый.
— Ах, вот оно что! Как слышу о Зиле, так вспоминаю свою бывшую патронессу Лаугнвальд, будь раем ей Карцер… И еще — Максимилиана Антареса.
Паллада и поныне ощущала выплеск ярости, поглощающий сердце при каждой мысли об этих людях.
— Не думала, что муж Сэндэл окажется подобной сволочью…
Калиостро ни бровью не повел, ни глаз не раскрыл:
— Что тут думать? Их всего-то и нужно, что пожалеть…
— Пожалеть?! — вспыхнула гречанка. — О, ангелы и архангелы! Может быть, мне и эту самую… как ее?.. террористку, Эмму Даун, пожалеть?! На их с Антаресом счету столько смертей, что тут мало принудительной аннигиляции! Смерти мирных граждан, смерти сподвижников, подставы, теракты… Кто они после этого?
— Несчастные люди.
— ?!
— Вы не представляете, сколь многократно они удлиняют свой путь, Фаина. И дробят, клонируют реальности…
— Меня это не утешает, здесь и сейчас!
— А я не для утешения вам это говорю. Или мы так примитивны, что злорадствуем, когда другому невмоготу? Фаина, мы все косвенно влияем на положение вещей в этом мире. По большому счету, и отец ваш немного виноват в том, что происходит сейчас. И вы, и я…
— Знаете, я несколько раз виделась с этим Элинором. Странно. Он рассуждает примерно так же. Только это философия. А есть еще жизнь…
— Не дробите суть, милая Фаина. Не делите неделимое.
Паллада отвернулась, перевела дух, посопела и постепенно успокоилась.
— Мистер Калиостро…
— Да-да?
— Вы хотите подремать, или я могу вам задать еще несколько вопросов?
В салоне тихо играла музыка — эдакая ненавязчивая восточная стилизация.
— Я дремлю, задавайте.
Фанни поперхнулась:
— Это как? — и, поощренная жестом, кивнула. — Надолго ли я еду с вами?
— Пока ничего вам сказать не могу.
— Это я к тому, что у Карди, вы ж знаете, скоро будет день рождения. И мне хотелось бы вырваться к нему — хоть на денек… Это будет возможно? Я понимаю, что такая мелочь… для этого вашего мира, но… я планировала быть с ним в этот день…
Фредерик ласково погладил своей теплой ладонью ее руку:
— Вы так ничего и не поняли. Нестрашно, поймете со временем. Конечно, вы будете с ним. Обещаю.
Она смотрела, как он в задумчивости перебирает ее гладкие, до беззащитности тонкие пальцы, и казалась себе глупой девчонкой и мудрой женщиной — одновременно. Такой вот парадокс…
А потом, когда Калиостро-старший все-таки выспался, они болтали просто ни о чем и обо всем. Перед самой посадкой Фанни взбудоражила весь салон своим заливистым «А-ха-ха-ха!» — а причиной послужил всего лишь коротенький рассказ Фредерика о юности сына.
— Рикки было четырнадцать — пятнадцать, где-то так… Привожу парня к Софи, летом. А он шебутной был — огонь просто. Успокаиваться начал только сейчас. Вы его совсем немножко прежним успели застать, когда познакомились… Выходим с Софи из дома и наблюдаем такую картину: пальма, ветки до земли. А под этим шатром, думая, что их не видят, прячутся Рикки с соседской девчонкой-ровесницей. И самозабвенно целуются. Софи, раздвигая ветки: «Та-а-ак!» Девчонка отпрыгивает от него, а парень не теряется, берет ее за руку, вытягивает пред наши очи и говорит: «Это не то, о чем вы подумали! Па, тетя! Давно хотел вам сказать. Она — моя сестра! Мы прощались: завтра она уезжает навсегда!»