Тень Уробороса. Эпоха лицедеев

Гомонов Сергей

Дипломат уже хотел отключить трансляцию и плюнуть (пусть идет себе, как идет, в следующий раз использовать идиотку не буду, найдем кого поумнее!), как вдруг понял, что жена тоже не промах и решила одним ходом слопать сразу две шашки «противника».

Заявив, что намерена отправиться на пляж, Сэндэл сухим тоном приказала своему новому охраннику сопровождать ее. Элинор с готовностью склонил голову.

По дороге они почти не разговаривали. Фаустянин прислушивался к щебету птиц в кронах деревьев и с легким нетерпением глядел вдаль, ожидая вскоре увидеть так поразившее его по прилете море Эсефа. Если он и посматривал на Сэндэл, то лишь через призму своих невысказанных дум. А та все чаще прикусывала губу и многообещающе прищуривала глаз.

— Давай, детка, давай! — пробормотал Антарес так, будто наблюдал не за какой-то банальной парочкой, а болел за любимую команду на трансляции всегалактического футбольного матча.

Прежний (и нужный!) интерес в Элиноре проснулся вновь, когда на пустынном пляже Сэндэл сбросила платье и осталась чуть ли не в костюме прародительницы человеческого рода. Потому как назвать купальником те тряпочки, что слегка прикрывали соски ее аппетитной груди и треугольничек темных волос внизу лобка, было невозможно. Трелистник, на картинах Эпохи Возрождения прячущий причинные места канонизованных перволюдей, в данном случае можно было бы причислить к рангу «целомудреннейшей из одежд».

Ловко сорвав заколку, Сэндэл разметала по спине свои сотню раз перекрашенные, но по-прежнему густые и блестящие (чего не сделают парикмахеры за хорошие деньги?) волосы.

— Пойдем? — спросила она Элинора.

Тот смутился, покачал головой и поспешно сел на краешек шезлонга. Уговаривать мальчишку Сэндэл не стала. Он проводил ее взглядом.

— Ну давай уже, детка, не томи! — почти стонал Максимилиан, потирая руки.

И вот, нырнув, Сэндэл задержалась под водой подольше. Антарес заметил, что парень тут же сделал стойку, будто хороший гончий пес. Ай, молодец! Оба молодцы! И суфлировать не надо, на импровизации выехали!

Голова жены показалась на поверхности. Раздался крик:

— Эл! — (она уже на второй день знакомства стала называть фаустянина Элом.) — Эл! На помощь!

И Сэндэл снова нырнула. Ну, плавает-то она как рыба, хотя сыграно довольно талантливо. Испуг ей удалось сымитировать даже на более тонком уровне.

Элинор не размышлял ни мгновения. Притом зная (как знал и Антарес), что не умеет плавать. Сбросив туфли, он кинулся в воду. На чем он выплыл — на инстинкте, на рефлексе, на страхе — неважно. Однако он смог не только добраться до пускающей пузыри хозяйки, но и выволочь ее на берег.

— Боже мой! — рыдала она, ухватившись за щиколотку, и вдохновенно врала. — Я за что-то зацепилась, Эл! Я повредила ногу! О господи, как больно! А-а-а! Боже мой!

— Сэндэл! Сэндэл! — уговаривал фаустянин, пытаясь остановить ее возню на песке. — Позвольте мне посмотреть вашу ногу.

— Ты что — врач? А-а-а! — и она опять повалилась в обнимку со своей ногой.

На его лице проступили жалость и сострадание. Ага! Ага! Дорогая, ты в дамках! Умница, он уже твой! Только по-настоящему влюбленный может так сочувствовать объекту своей любви.

Хм… И только потенциальный врач может с таким хладнокровием стараться облегчить муки пациента…

— Вы только растянули ее, Сэндэл, — ощупав ее щиколотку, сказал юноша. — Мне кажется, там нет перелома. Но вы порезали ступню, — он протянул руку и показал кровь на пальцах. — Сейчас.

Элинор выхватил из кармана носовой платок, отжал его и приложил к порезу. Сэндэл изумленно наблюдала за его действиями.

— Это ты в книге вычитал? — тихо спросила она, кося глазом в сторону «мухи»-«Видеоайза», которая, как ей было известно, притаилась на стволе ближайшего дерева.

И не надейся, дорогая! При желании я могу включить программу, распознающую слова по губам. Но тут она не требуется, вас слышно великолепно, как на сцене. Лицедействуйте, друзья мои, лицедействуйте!

— Нет. Нас учили… в Хеала. Во время тренировок иногда случаются травмы… Мы должны уметь сами распознавать их, усмирять боль, останавливать кровь. Вот, видите, перестала…

— Ты весь вымок. Из-за меня, — Сэндэл будто бы с нечаянной нежностью коснулась его щеки, но быстро отдернула руку.

Парень заметил ее жест и снова чуть-чуть смутился.

— Сними одежду, положи на шезлонг. Высохнет махом, — посоветовала она, — Только расправь.

— Вас надо показать доктору, — возразил Элинор, легко подхватил ее на руки и понес к дому.

Сэндэл обвила руками его шею и, почти угадав точное местоположение «Видеоайза», показала в объектив кончик языка.

Ай да стерва! Ай да умница! Зная, что его не видит никто, Антарес шлепнул себя по коленке и рассмеялся. Но тут же протянул руку к сенсору, вызвал по другому каналу «синта»-медика, отдал нужные распоряжения. У госпожи должен «нащупаться» легкий вывих и растяжение связок. Но так, чтобы максимум неделя ограниченной подвижности. Пусть похромает, стерва!

На второй голограмме разворачивался целый спектакль. Сэндэл осторожно опустила голову на плечо Элинору и слегка задела губами его шею. И даже несмотря на свою главную цель — как можно скорее облегчить ее муки — фаустянин почувствовал этот случайный «поцелуй». Но, конечно же, внутренне заметался в догадках и сомнениях.

Ничего, малыш, в эту неделю у тебя будут дела поважнее, чем борьба с собой в желании забраться под юбку жене хозяина!

* * *

Несмотря на заверения доктора в том, что нога Сэндэл ранена совсем несерьезно, Зил переживал за хозяйку. Он пытался уверить себя, что это нормально — так переживать. Все-таки господин Антарес доверил ему жизнь и здоровье супруги, а он, охранник, получается, недоглядел. Дипломат сухо высказал ему свое недовольство, но Элинор почти не обратил на это внимания. Ему было больно за Сэндэл — так, будто бы это он сам повредил ногу. И сильно ныло то место в груди, где после снов о Желтом Всаднике у него оказывалась рана.

— Не переживай! — смягчил свой приговор Антарес уже на следующий день, поймав бывшего монаха безо всякого дела околачивающимся по парку.

— Я не переживаю! — закрылся от него юноша.

Он не хотел показать враждебности, но это незнакомое чувство терзало фаустянина с той же силой, с какой крепло другое. К Сэндэл.

Максимилиан с усмешкой приказал ему переодеться для поездки в научный центр Орвилла.

— И поторопись, нас уже ждут.

Не задавая лишних вопросов, Элинор пошел к себе и обнаружил на вешалке костюм, очень напоминающий тот, в каком частенько видел хозяина. Разве только на фаустянине эта одежда смотрелась совсем по-другому. Судя по восхищенному взгляду «синта» Мирабель, явившейся убраться в его пристройке, гораздо лучше.