Тень в пламени
Шрифт:
Глава 6. Тень в пламени
Когда перечеркнула тень звездное небо,
Там, где пылал безумный колдовской огонь,
Сражался с жуткой тварью я,
Явившейся из безымянной бездны.
Конан проснулся и обнаружил что все еще в шлеме и броне, но меч его исчез. Толстая цепь подходила к широкому железному ошейнику, укрепленная к большому стальному кольцу.
Над ним мерцали звезды, и теплый ветерок шевелил его волосы. Он был на верху самой высокой башни Яралета, и в центре площадки яростный колдовской огонь пылал в большой бронзовой чаше, установленной на железной подставке. Сквозь это болезненное сияние звезды, казалось, странно дрожали, а свет пламени был мертвенно-бледный, несмотря на свою яркость, как будто он частично горел в невидимых мирах. Рядом лежали двое, также прикованные. Поблизости стояли два офирца-стража, как молчаливые часовые, с выцветшими кровавыми иероглифами на лбу.
Из других пленников — одна женщина в одежде простолюдинки, которая лежала, свернувшись в клубок, спиной к нему. Немного дальше — высокий, гибкий человек в одеянии дворянина. Он сидел спокойно относительно женщины и киммерийца, его серые глаза выдавали стальной характер, который противоречил его слегка женоподобному виду с вьющимися черными волосами.
Конан встал, а молчаливые охранники, казалось, даже не обратили на него никакого внимания. Цепь была достаточно длинной, чтобы он мог стоять, но не более того, поэтому он сжал ее в своих огромных руках, ухватившись пальцами за звенья, и напрягся, но тяжелая цепь сопротивлялась всем его усилиям. После бесплодной попытки он выяснил, что не в силах порвать ее, и поэтому не стал больше тратить на это своих сил, киммериец уселся на камень, его голубые глаза тлели пламенем как у загнанного в ловушку волка.
Звон доспеха Конана и звяканье цепи привлекли внимание женщины, она повернулась и посмотрела на Конана, чье мрачное выражение немного смягчилось, когда он узнал ее.
— Нисса. Я видел, как тебя забрали. Я думал, ты мертва.
— Я так же думала про тебя, пока они не принесли тебя сюда, — сказала она. — О, Конан, было бы лучше, если бы мы были мертвы. Стигиец — это дьявол, я знаю это.
Меня принесли во внутренний двор, где я наблюдала сцену ужаса за пределами воображения. Затем охранники выбежали из башни с длинными копьями и отогнали крылатых существ. Они отвели меня в башню, где заключили в тюрьму вместе с другими, которые также были захвачены в плен.
Конан хотел сказать Ниссе о Валантиусе, который сейчас должен продвигаться из глубин крепости, если он и его люди до сих пор еще живы, но решил промолчать, не желая выдавать присутствие Валантиуса офирцам.
Здесь было небольшое помещение установлено на краю башни, и Конан увидел, как две фигуры выходят из двери. Стигиец подошел к большой бронзовой чаше, все еще облаченный только в длинную набедренную повязку, окаймленную серебряной нитью, следом за ним шемитка. Он нес длинный резной жезл, а символы на его смуглой коже таинственно блестели в свете неземного пламени.
При виде стигийца высокий дворянин встал.
— Некхем, освободите меня. С моей королевской кровью и вашей магией я могу стать королем Офира. Зачем тратить мою жизнь бесцельно, когда я могу помочь вам стать совместным правителем целого королевства?
Стигиец повернул свой мрачный взор на дворянина и проговорил мягким тоном:
— Не бойся, принц Тан. Твоя кровь не потратится впустую. Но ни мирская власть, ни армии всего мира не смогут защитить меня от моего врага. И не поможет сталь, интрига, хитрость или скрытность. Только глубокая мудрость темноты. Только мои мистические охранники и жертвы. И мне нужна еще одна жертва.
— Некхем! Освободи меня, сейчас же! — принц Тан протянул к нему свои цепи, но Некхем повернулся спиной к принцу и склонился над пламенем.
Стигиец широко развел свои руки и начал напевать на языке, неизвестном Конану. При звуках его голоса пламя начал мерцать. Не было никакого даже слабого ветра вокруг башни, но было нечто, что заставляло странное пламя извиваться и трепетать, как будто во власти шторма.
Конан посмотрел вверх и увидел ночь, усыпанную чужеродными звездами, как если бы здесь было два неба, и его кожа покрылась мурашками от сверхъестественного ужаса, который невозможно отрицать здравым умом, так он был прямо перед ним. Затем темная фигура пролетела через эти звезды, увеличиваясь с каждым мгновением, пока что-то огромное не зависло в темноте за пределами крепости, его жуткая фигура была видна в неестественном свете колдовского пламени, его рваные крылья били в знойном воздухе, как крылья гигантского кондора.
Ничего подобного Конан никогда не видел, он и не знал ничего, с чем можно было это сравнить. Его ум испытал ужас от осознания того, что такое существует, богохульство на лике творения, что отразило все разумные доводы и пригрозило отправить разум, который пытался познать все это, в кружащиеся заливы безумия. И тогда Некхем повернулся спокойно к существу, поднял свой посох и поманил одним словом, а порожденный ночью ужас опустился на крышу башни и сложил свои крылья.
Разум Конан был переполнен злобой от присутствия этого существа. Он рвал на себе цепи, как обезумевший тигр. Тем не менее, не в состоянии разорвать свои оковы, он бросился на одного из офирцев в отчаянной попытке схватить его оружие, но человек стоял невозмутимо, с пустым взглядом, в нескольких дюймах от рук киммерийца.
Некхем шептал и напевал перед жутким существом. Его высокая, темная и украшенная символами фигура была как осколок относительной нормальности перед тем, что казалось огромной черной раной в ткани мироздания, через которую изливалось живое безумие и обретало свою форму.
Тень замерцала в пламени, которое пылало в большой бронзовой чаше, тень, которая превратилась в темный призрак. Образ, который появился там, оказался смуглым человеком высокого роста, стигийцем как и Некхем, облаченным в вышитые золотом терракотовые одежды, украшенные ляпис лазурью. Его аристократичные черты лица были выгравированы злобой, и наглость настолько укоренилась в них, что он сам уже не замечал эти качества в своем внешнем виде. Темный образ человека в пламени шагнул вперед с циничным смехом, что был с оттенком безумия, и Некхем повернулся к фантому, его лицо приобрело пепельный цвет, глаза расширились от страха и узнавания.
— Тот-Амон! — воскликнул он.
— Некхем-Пта, — проговорил Тот-Амон, его образ был похож на тень грифа в пламени огня. — Прежде я думал, что ты давно мертв, сраженный проклятиями, которые я наслал на тебя после суда короля Ктесфона. Какая ирония, что этот твой ритуал позволил мне отыскать тебя.
Знай, что ты последний из тех, кто восстал против меня. Когда ты исчез, никто другой не осмелился бросить мне вызов. С помощью силы этого кольца я могу в единый миг исполнить то, что у других колдунов требует длительных ритуалов и многочисленных жертв. Смотри!
Образ Тот-Амона поднял руку, на одном пальце которой было надето любопытное кольцо, выкованное в виде змеи, свившейся тремя кольцами, кусающей себя за хвост. Сделана из темной меди, глаза ее — два желтых драгоценных камня, которые злобно поблескивают. Фигура Тот-Амона казалась несколько прозрачной, но кольцо выглядело как твердое тело, будто оно действительно существовало там, в мерцающем пламени, а не на пальце ее носителя, находящегося за тысячи лиг и больше к югу.
— Таму Котеф, Таму Черный! — произнес нараспев он, и сверхъестественный ужас обернулся на звук его голоса. Затем Тот-Амон стал торжественно напевать. — Змеиным Кольцом Сета, я, Тот-Амон, приказываю тебе. Убей всех на этой крыше, начиная с него! — и своим призрачным пальцем Тот-Амон указал на Некхем-Пта.