Тень змея
Шрифт:
– Мое имя Уолт Стоун, – сказал он. – Это – Картер и Сейди Кейн. А это – Зия…
– Рашид, – подсказала Зия.
– У нас есть важное дело в зале Суда, – продолжал Уолт.
Шакал снова зарычал, но на этот раз в его голосе звучал скорее вопрос, а не угроза отгрызть чью-то голову.
– Мы явились как свидетели, – сказал Уолт. – У нас есть информация, важная для судебного расследования по делу Сатни.
– Эй, Уолт, – зашептал Картер. – С каких это пор ты заделался знатоком законов?
Я сердито шикнула на брата. Кажется, план Уолта сработал. Шакал наклонил голову и пошевелил острыми ушами, словно внимательно
– Молодчина, Уолт, – похвалила я. – Но откуда ты… – Он повернулся ко мне, и мое сердце пропустило удар. На мгновение мне вдруг показалось, что он выглядит точь-в-точь как… Нет, не может быть. Наверное, все дело в эмоциях, помутивших мой рассудок. – Гм. Откуда ты знал, что нужно сказать?
– Просто удачная догадка, – пожал плечами Уолт.
Распахнувшиеся двери так же быстро начали закрываться.
– Скорее! – воскликнул Картер, и мы бегом проскочили в зал Суда.
В этом году, когда я впервые пошла в американскую школу, в начале осеннего семестра учительница велела нам дать ей контактные данные наших родителей, а также написать, чем они занимаются – на случай их возможного участия в «Дне карьеры». До этого я ничего о подобном дне не слышала, но как только поняла, о чем идет речь, долго хихикала и никак не могла остановиться.
«Не сможет ли твой отец прийти к нам в класс и рассказать о своей работе?» – представила я себе вопрос нашей классной руководительницы.
«О, конечно, миссис Лэрд… – сказала бы я. – Только, понимаете ли, он умер. Ну, то есть не совсем умер. Он сейчас вроде как возрожденный бог. Где он работает? Он вершит суд над душами умерших и скармливает сердца грешников своему ручному монстру. О, и еще у него кожа синего цвета. Не сомневаюсь, его выступление на «Дне карьеры» очень понравилось бы ребятам, особенно тем, которые собираются стать египетскими божествами, когда вырастут».
Со времени моего последнего визита сюда зал Суда заметно изменился. Обычно это помещение отражает мысли Осириса, поэтому иногда он принимает облик нашей старой квартиры в Лос-Анджелесе, где наша семья провела самое счастливое время своей жизни. Но сейчас – вероятно, потому, что папа находился все-таки на службе, – зал был оформлен сугубо в египетском стиле. Вдоль стен круглого зала высились каменные колонны с резными узорами в виде цветков лотоса. Магические светильники отбрасывали на стены зеленые и голубые отблески. В центре помещались весы справедливости – две большие золотые чаши на железной стойке с перекладиной в форме буквы Т.
Возле весов стоял на коленях призрак мужчины в деловом костюме в тонкую полоску, который с нервным видом теребил в руках какой-то свиток, сбивчиво зачитывая написанный на нем текст. Я хорошо понимала причину его беспокойства: по обе стороны от него стояли два рослых демона с зеленой чешуйчатой кожей, головой кобры и угрожающего вида длинным копьем в руках, занесенным над головой призрака.
Папа восседал в дальнем конце зала на золоченом помосте. Рядом с ним топтался какой-то синекожий египтянин – видимо, его помощник. Я всегда терялась, когда видела папу в Дуате, потому что он представал как будто двумя людьми сразу: на одном уровне он
Но на более глубоком уровне реальности он представал передо мной как Осирис, бог мертвых, в наряде фараона – сандалиях, полотняной юбке и широком ожерелье из золота и кораллов на обнаженном торсе. Кожа у него была синяя, как летнее небо, а на коленях лежали посох и цеп – символы власти египетских правителей.
И хотя видеть папу синим и к тому же в юбке было очень странно, я до того обрадовалась, что полностью забыла об идущем судебном процессе.
– Папа! – вскрикнула я и побежала к нему.
(Картер говорит, что я совсем сдурела, но ведь папа здесь царь, правда? То есть самый главный. Почему же мне, его дочери, нельзя сказать ему «Привет»?)
Я была уже на полдороги к трону, когда демоны-охранники со змеиными головами преградили мне путь, сурово перекрестив копья.
– Все в порядке, – успокоил их папа, хотя сам выглядел слегка ошеломленным. – Пропустите ее.
Я ринулась в его объятия, не обращая внимания на свалившиеся на пол царские регалии.
Он крепко обнял меня и засмеялся от радости. На мгновение я снова почувствовала себя маленькой девочкой, для которой нет ничего надежнее и безопаснее отцовских объятий. Затем папа чуть отстранил меня, и я впервые заметила, до чего усталый у него вид: лицо осунулось, под глазами мешки. Даже мощная аура голубого сияния, которая обычно окружала его, как звезду, сейчас потускнела и лишь слабо мерцала.
– Сейди, милая моя, – чуть сдавленно произнес он. – Зачем вы пришли? Я же на работе.
Я постаралась не поддаться обиде.
– Папа, но это очень важно!
Картер, Уолт и Зия тоже приблизились к постаменту, и папино лицо помрачнело.
– Вижу, – вздохнул он. – Что ж, дайте хотя бы закончить текущее дело. Дети, встаньте здесь, справа от меня. И пожалуйста, не перебивайте.
Папин помощник сердито топнул ногой.
– Владыка, но это против правил!
Я разглядела его повнимательнее. Очень пожилой, с синего цвета кожей египтянин с длиннющим свитком в руках. Для призрака он выглядел чересчур плотным, а для человека – чересчур синим. Дряхлостью он, пожалуй, не уступил бы даже Ра, и наряд, состоящий исключительно из набедренной повязки, сандалий и криво нахлобученного парика, ничуть его не украшал. Возможно, в Древнем Египте копна блестящих, черных накладных волос считалась признаком мужественности, но по мне в этом парике, с подведенными сурьмой глазами и густо нарумяненными щеками этот старикашка выглядел как неуклюжая пародия на Клеопатру.
Свиток папируса в его руках оказался просто огромным. Пару лет назад я как-то ходила в синагогу вместе с Лиз. Так вот, Тора и то казалась малюсенькой рядом с этим свитком.
– Все в порядке, Возмутитель Спокойствия, – сказал папа. – Можно продолжать.
– Но как же так, владыка… – Старик (его что, правда зовут Возмутитель?!) до того разволновался, что не удержал свой свиток, и его нижний конец развернулся, покрыв ступени постамента, как папирусная ковровая дорожка.
– Вот беда, вот беда! – стонал Возмутитель, суетливо подбирая конец свитка.