Теневая месса
Шрифт:
Лезвие его клинка прочертило линию на её шее, заставляя запрокинуть голову. Ближе к нему. Сбившееся дыхание опалило возле уха.
Кровь загустела, застывая и становясь такой горячей, что её кожа должна была непременно покрыться ожогами изнутри.
«Спокойно».
— Ты труп, — повторил он шёпотом, сильнее давя на клинок.
Под лезвием выступила кровь. Лета непроизвольно сглотнула, делая порез ещё глубже. Жар дыхания спустился ниже. Она почти ощутила его зубы на коже и испуганно посмотрела вперёд, на лица
«Что ты делаешь?»
Она почувствовала лопатками бешеную дробь его сердца.
«Мне всё равно. Пусть смотрят».
Его ладонь на её запястье сжалась сильнее. Их занесло туда, куда не следовало. И так легко было снова войти в эту дверь, которую она в гневе захлопнула несколько месяцев назад, дав себе клятву, что она никогда больше не переступит этот порог, не скатиться в манящую неизвестность.
В звенящей тишине он услышал её немую просьбу и отпустил запястье.
Конор шагнул назад, убирая от шеи девушки клинок, и Лета чуть не повалилась назад, на него. Голова кружилась.
Ей потребовалось время, чтобы поймать пьяно блуждающий разум и удержать его в адекватном состоянии.
Когда дыхание восстановилось, она посмотрела на Конора. В его пустые глаза. Затем она оглядела остальных. Никто ничего не заметил. Берси и вовсе пялился на здание казармы напротив, нашаривая пальцами в тарелке оставшиеся финики.
— Так ничего и не изменилось, — бросил Конор и, вернув клинок Брэнну, направился к тахте.
Напряжение, до сих пор наполнявшее воздух, огромным валуном придавило Лету к месту, и пришлось сделать над собой усилие, чтобы оторвать ноги от земли и подойти к Рихарду и Брэнну.
— Ты знала, что из этого выйдет, — успокаивающим тоном произнёс первый.
Второй глядел на неё с каким-то противным, дежурным сочувствием.
Лета рассеянно кивнула.
Она не смогла отказать в себе в том, чтобы бросить последний (она на это надеялась) взгляд на Конора. На его удаляющуюся спину, на тёмно-рыжие волосы, превращённые солнечным светом в пламя.
Чувственный. Холодный. Отравленный ненавистью. Жестокий. Получивший удовольствие от её проигрыша.
«Ты сама позволяешь ему это. Зовёшь, а он приходит на твой зов».
Конор подошёл к тахте. Наклонился, чтобы забрать камзол, но застыл, поймав её взор.
Ему так нравилось делать это. Ломать всё, что окружает её, вторгаться в её привычный мир, которому без него было бы намного лучше.
«Он внутри тебя. Запустил свои полумёртвые корни».
Вырвешь — умрёшь.
Конор выпрямился. Рука отпустила жёсткую ткань камзола, растёкшуюся чёрным пятном по тахте.
Она не думала, кем он станет, когда впускала в своё сердце. А он превратился в панацею, излечившую что-то прогнившее и раздавленное в ней.
Стало так нестерпимо больно, будто в живот напихали горящий хворост.
Ей надоело жить воспоминаниями.
«Просто попроси. Всё, что ты хочешь от него».
Она нервно облизнула губы, царапая взглядом его лицо.
«Чего ты хочешь, Лета?»
Кому бы ни принадлежал этот вопрос, её внутреннему голосу или тому неизведанному существу, что ворочалось в её кишках и оживало, когда Конор находился рядом, ответ был очевиден.
Зубы скользнули по нижней губе, прикусив её на мгновение. Незаметно. Опрометчиво.
Серые глаза вспыхнули. Искажённые похотью.
Он пошёл обратно. Его привычная, несколько ленивая походка изменилась, став неестественной и напряжённой. Она смотрела, как он приближается, чувствуя, что всё нутро плавится от его взгляда, в котором не было ничего человеческого.
— Нам надо поговорить, — ровно произнёс он, остановившись на расстоянии вытянутой руки.
Лета судорожно дёрнула плечом и кивнула Рихарду:
— Я скоро вернусь.
Конор отправился к выходу, ни разу не обернувшись.
Она нырнула вслед за ним под арку галереи, удивляясь, как ноги до сих пор могли ходить, налитые свинцом.
Надо поговорить… Наедине.
Это выглядело так странно. Наверное. Или нет. Впрочем, ей было совершенно плевать.
Она не имела ни малейшего понятия, куда они шли. Конор ускорил шаг.
Узкий коридор. Лестничный пролёт. Дыхание сбилось.
Непримечательная дверь на втором этаже, открывшаяся от яростного пинка. Всполохи дневного света, проникающего через прорези высоких окон. Темнота. Бьющий по ноздрям сухой запах пыльных фолиантов и старого пергамента.
Библиотека? В казармах?
Лета не успела ничего разглядеть. Конор обернулся и двинулся к ней. Она попятилась и встретила спиной холодную стену возле двери. Он встал совсем близко, и она ощутила его сладко-солёный запах, наполовину стёртый дымом и тяжёлым ароматом вина.
Конор вытянул руку, задев ладонью её плечо, и закрыл дверь, погружая помещение в душную тишину.
Страшно — заглянуть ему в глаза и не увидеть ответа, а лишь стужу серого январского утра.
Но она отважилась.
Она встретилась с его взглядом и почувствовала, как её постепенно накрывает тёмное хмельное чувство, стискивая разбушевавшийся разум тугими красными кольцами.
Широкая ладонь Конора скользнула к её волосам, намотала растрёпанный локон на палец. Он поддался вперёд, свободной рукой упёршись в стену возле её головы.
— Нет, гадючка. Нет. Ты вернёшься очень нескоро.
Холодное тёмное серебро в его глазах обратилось в огонь, толкая её с обрыва в бездну.
— Помнишь, я предупреждал тебя, чтобы ты больше не дразнила меня? — шёпотом спросил он, пожирая глазами её лицо. — Знаешь, что я сейчас чувствую? То, что и тогда, на Севере. Приумноженное стократно.