Тени чёрного пламени
Шрифт:
Подорожник слегка качнул головой, будто бы соглашаясь с какими-то своими мыслями, и ответил уже своим обычным тоном:
– Они не хотели тебя оскорбить, Ступающий. Это традиция – брать облик и воспоминания уже умерших, чтобы не оскорблять двуличием живых. Не уверен, что знаю точно, однако Райн не манипулируют союзниками.
– Тогда как они скопировали… все о ней?
– Свет Маб не уничтожает память быстро, в момент уничтожения, информация может звучать. Потом она растворяется бесследно, но есть способ услышать все один последний раз. Райн слушают некросферу, чтобы вести мировую летопись Вероятности. Они услышали и запомнили.
– Они бесполые?
Подорожник, отвлекшись от каких-то своих воспоминаний, поднял на меня затуманенные воспоминаниями глаза и неопределенно пожал плечами:
– Если не убьешь посланца на этот раз, ты сможешь об этом спросить.
– Зачем они ищут меня?
Тихон утратил интерес к разговору, он все более
И когда круг неровного, мерцающего света остался позади, я услышал окрик:
– Не важно, что нужно от тебя другим, Ступающий. Всегда важно, чего хочешь ты сам. Желания не умерли, как глубоко их ни хорони!.. А вокруг нас место, куда каждый приходит со своими надеждами.
Я не стал оглядываться, разговор действительно себя исчерпал. Цель осталась прежней, последние события никак на приоритеты не повлияли. Даже этот грязный трюк с двойником пускай и ранил, но с пути не сбил.
Обойдя поле по краю, я осторожно форсировал небольшое аномальное поле, расположенное недалеко от заваленного железнодорожного тоннеля, и оказался в овраге с относительно сухим дном. Расставив по склонам растяжки и замаскировавшись в кустарнике, удалось уснуть. Сновидений избежать удалось удивительно легко, будто и не было всех этих долгих месяцев, покореживших душу сильнее, чем десять лет войны там, в большом мире. Закрыв глаза, я видел только тьму, звуки, доносившиеся сквозь ее черное покрывало, были привычны: где-то стреляли, зверье протяжно выло, жалуясь на судьбу. Но все это кончилось в то самое мгновение, когда пискнул радиовызовом шифрованный канал, по которому мы общались с обозниками. Из наушника вновь раздался знакомый и одновременно ненавистный голос посланца… или посланницы Райн. С одной стороны, это было неплохо. Смена каналов помогла, и, следовательно, в первый раз имел место какой-то неизвестный вид пеленга. А вот то обстоятельство, что репликант говорит на частоте конвоя, определенно настораживает. Палец все еще в нерешительности замер на клавише передачи. Вызов не прекращался, настойчиво пищал, долбился прямо в мозг. Бросив мимолетный взгляд на циферблат часов, я отметил время – 03.14 утра. Выходит, прошел почти час после разговора с Тихоном. Интересно, успел он уже связаться с этими фокусниками или нет? В любом случае подобраться незаметно у репликанта не выйдет, теперь я начеку. Пускай приходит, испытаем нашу удачу вместе.
Отжав клавишу, я ответил:
– Говори, я слушаю.
Связь в виду Кордона почти всегда нормальная, а на моем ПДА стоят хорошие системы шумоподавления и подстройки частот. Так что сейчас было слышно громкое дыхание вызывавшего, словно он медлит в нерешительности.
– Я… мне известно о твоей потере, Ан… Ступающий в Паутине. Когда я приняла этот облик и все, что с ним связано, это был акт уважения. Мы не хотели оскорбить твоих чувств, клянусь Светом милостивой Маб.
На Востоке моджахед вполне спокойно может приносить клятвы неверным, чтобы тут же с легкостью их нарушить. Важен ритуал, а на войне победа – это единственный приоритет. Поэтому я верил только своим друзьям, а из местных только Охотнику и его соплеменникам. Их мотивы и устремления были близки любому, избравшему путь воина, а потому лишенному не боевого двуличия. Проще всего было не отвечать и ни на что не соглашаться, однако я понимаю, что так просто эти комбинаторы не отстанут. Посмотрим, чего они хотят.
– Я так и не услышал, что тебе нужно. Или говори, или уходи с волны.
Опять последовало продолжительное молчание. Это тоже хорошо. Врут обычно по заготовке, для этого не нужно подбирать слова.
Прошло секунд десять, я уже совсем было собирался заблокировать и этот канал связи, когда голос раздался вновь:
– Твои недавние попутчики скоро умрут, осталось порядка двух часов.
Новость действительно не из рядовых. Хотя навскидку репликант вполне мог говорить правду. Время и пространство в кочующих землях ведут себя непонятно. И длина пути часто зависит от того, кто ведет. Семен идет интуитивно, подбадривая себя старкой, что может сказаться на расстоянии, как к гадалке не ходи. Нужны подробности, пока все слишком туманно.
Ровным, ничего не выражающим тоном я спросил:
– Где они сейчас?
Может быть, это воображение, но, когда прозвучал ответ, мне отчетливо послышались нотки облегчения в голосе собеседницы:
– Они миновали границу и сейчас движутся по шоссе от заброшенного армейского
Ерунда, абсолютная чушь. Обычная шпана решила напасть на неплохо вооруженный обоз одной из сильнейших группировок?! Без гарантии получения прибыли. Просто чтобы пострелять?! Чушь.
– Ты лжешь, кадавр. Те бродяги, что сидят сейчас под виадуком, не остановят сержанта и его людей. Это просто мелкое хулиганье.
– Так и задумано! Послушай, Ступающий… Ве… известные тебе силы очень изобретательны. В Зоне у них есть сторонники, и довольно могущественные. Люди, которые сейчас греются у костров под мостом, ничего не знают. Ты прав, это обычные мелкие бандиты.
И опять в словах кадавра был смысл. План нападавших вдруг возник перед глазами как наяву. Некто очень сведущий устроил мне ловушку. Он знал, что я нанялся в караван, к тому же отказался от предложения Вейт уйти без боя. Но чего они не знают, так это истории нашей встречи с Ловцом. Разумный подход, очень разумный. В кочующих землях вполне можно затеряться, следить за кем-то очень сложно. Поэтому меня поджидали на выходе, поскольку точно известен пункт конечного назначения.
– Пока я верю тебе, говори дальше.
– Две группы по пять воинов. Одна в сотне метров от виадука, направление – юго-восток. Там развалины какого-то строения…
– Это зерновой элеватор, сейчас там довольно горячо в плане радиации.
– В группах опытные воины, пришли недавно как группа экологов. У них современное снаряжение, с ним радиация некоторое время не страшна.
Забавно. Сторонняя группа приходит извне, только чтобы устранить одного человека. Связи оппонентов действительно впечатляют. Бросив мимолетный взгляд на часы, я прикинул расстояние до элеватора. Минут двадцать на то, чтобы выйти на дистанцию броска. Еще минут десять, чтобы вычислить стрелка, прикрывающего основную группу. Вряд ли это снайпер, дистанции тут слишком короткие для длинных перестрелок. Так что, может быть, найду и быстрее, все-таки места знакомые.
– Подходы заминированы?
Голос кадавра больше не дрожал, но на этот раз я расслышал в нем нотку сожаления. Вообще эмоции были практически человеческими, что злило еще больше.
– Этого мне выяснить не удалось, я слишком поздно обнаружила засаду. И одна я не смогу им помешать.
– Ну, вдвоем у нас тоже шансов не много.
– Ты очень известный человек, начальник ополчения даст тебе воинов.
Слова иномирянки заставили меня горько усмехнуться про себя. Ополченцы – это уже лестное название для горстки неофитов, прибывших в Зону за счастьем и романтикой. Там были разные люди, в том числе поэты и безработные экономисты. Люди именно такого сорта оставались на Кордоне дольше чем на пару недель. Нет, само собой, были еще журналюги, которые не рисковали углубляться в опасные районы и строчили свои опусы и репортажи в местной рыгаловке. Были еще опустившиеся старатели, побиравшиеся среди прогуливающих свой фарт артельщиков из тех, что поудачливее. Именно от таких вот опустившихся личностей журналюги, оплатив им выпивку, узнают о «страшных тайнах Зоны», после пересказывая обывателям всего мира пьяные бредни местных алконавтов. Самым известным похмельным менестрелем был Валера Гундос, пока не сгорел от паленой водки полгода назад. Один московский писака отвалил этому ханыге приличные деньги за стандартный набор сказок и простенький артефакт «слезница». Эти кусочки непонятной субстанции выпадают после каждого прохода волны. Они светятся причудливым голубовато-синим светом, но и только. Валера наплел москвичу, что эта штука исполняет одно желание, если таскать «слезницу» в кармане и постоянно думать о предмете вожделений. На вырученные деньги Гундос справил себе новый комбез, а потом, как обычно, обмывал его недели три. Видимо, под конец удача ему изменила, организм не вынес издевательств над собой и сдался. Настоящие искатели Счастья уходили с Кордона при первой возможности и иначе как для того, чтобы сдать намытый хабар, больше туда не возвращались. Поэтому воинство у Серого было еще то. Сам же он был вещью в себе, как и все мы здесь. Опытный старатель, отличный вояка. Но дальше Кордона никто его не видел. Говорят, что была какая-то история, после которой он вышел к военному блокпосту один, без товарищей и совершенно безумный. Шифер потом вроде встал на место, но за пределы того самого брошенного КПП Серый больше не выходил. Зато он многому обучил тех, кто не стеснялся спросить, многим помог найти свой талант, свое место под нашим небом. Среди его выводка только волчата, матерых охотников за скальпами там не водилось.
Все это за доли мгновения пронеслось у меня в голове, поэтому я ответил иномирянке все тем же ровным голосом:
– Им бы польстило бы такое звание. Нет, если все так, как ты говоришь, есть только мы… с тобой.
Последние слова невольно задержались на языке, мне было почти физически больно их выговорить и тем более осознать их смысл. Но иномирянка ничего не заметила, по крайней мере мне так показалось в тот момент.
– Это самоубийство!..
– Почти всегда так оно и есть. Где вторая группа?