Тени древней земли
Шрифт:
— Убирайтесь, — приказал мужчина голосом, мощным, как картечь. Остальные женщины исчезли.
— Как ты? — спросил он, и голос его дрогнул, когда он опустился на колени, чтобы сжать эти хрупкие руки между своими.
Тетя всегда была рядом, сколько он себя помнил. Он настолько свыкся с мыслью о ее неизменном присутствии, что не задумывался о том, что она может заболеть или даже умереть; в глубине его сознания иррациональная часть верила, что тетя Генриетта, женщина, заменившая ему мать, никогда не оставит его, что она переживет его. В этот момент он понял, насколько он хрупок и как быстротечна жизнь.
—
— Конечно, это так.
Глаза женщины затуманились.
— Зря ты так, Всеволод.
— Не говори так, даже в шутку. Хочешь, я отвезу тебя в больницу?
— В больнице? Я? — с едкой улыбкой сказала старушка. Она покачала головой. – Нет, мы, Латыповы, не созданы для больниц.
Болезнь засела в ней неизвестно сколько времени, но, как сказали Всеволоду, только в это утро ее три раза вырвало потоками черной крови.
— Я бы хотела, чтобы ты обратилась к врачу, тетя.
— Нет, — решительно ответила женщина, кутаясь в свою черную шаль. Если мне суждено умереть, то пусть это будет в моем доме, где я родилась и выросла.
— Ты не умрешь, понимаешь?
— Я не могу этого сделать. Боюсь, что не смогу.
Всеволод улыбнулся.
— Я отнесу тебя в постель, хорошо?
Женщина кивнула. Ее племянник был единственным мужчиной, которому она позволяла прикасаться к себе.
Он взял ее на руки так бережно, словно она была сделана из хрусталя, и отнес в свою комнату, чтобы аккуратно положить на кровать.
— Перо весит больше, чем ты, тетя, — сказал он, откидывая одеяло.
— Мое тело предает меня.
— Тебе просто нужно немного отдохнуть.
— Мой отец…
— Я позабочусь о Бабакае. Клянусь, что позабочусь.
— Не говори ему о Михаиле…
— Конечно, нет, не волнуйся. А теперь поспи. Я пришлю девочек, хорошо?
Женщина кивнула. Всеволод прижался губами к ее лбу и уложил ее, как ребенка.
Когда он закрыл дверь, его грубые щеки были мокрыми от слез. Он вытер их тыльной стороной ладони и спустился вниз. Он приказал кузинам присмотреть за Генриеттой и ушел. Он пересек двор, где клевали куры, и пошел к дровяному сараю. Он снял куртку и взял топор. С невероятной силой он начал раскалывать деревяшки. Лезвие вылетало, с силой рассекая поленья. Всю свою злость и муки внука и отца он выплескивал в физическом усилии.
Позже братья нашли его в сарае с инструментами, где он точил топоры и косы точильным камнем. Искры вспыхивали и через мгновение гасли, как падающие звезды.
— Сева! — громко позвали они.
Гигант отпустил педаль, которая приводила в действие шлифовальный круг, и повернулся.
— Вы нашли его? — спросил он, вытирая пот.
— Еще нет. Пока нет.
После нескольких секунд недоумения мужчина кивнул.
— Он не мог уйти далеко. Продолжайте его искать и верните как можно скорее. Мне скоро надо ехать, когда вернусь, надеюсь увидеть его здесь.
Браться кивнули и Всеволод направился к своему джипу.
Если бы была кнопка для отключения участка мозга, постоянно поглощенного делом, Мария Райская давно бы ее нажала. Но такой кнопки не было. Даже когда она занималась другими делами, от самых благородных до самых прозаических, ее следственная логика под поверхностью сознания продолжала просеивать элементы, возникающие в ходе расследования, подвергая их проверке на вероятность, проверяя их последовательность, разбивая их на части в надежде найти хоть какую-то рациональность в этом абсурдном преступлении. Подобно фантомным приложениям, потребляющим значительную часть заряда батареи телефона, даже когда он не используется, убийство Дианы Гурджиевой продолжало поглощать ее мозг, когда она была не на службе.
Мария поняла это, когда, просматривая женский журнал в спешке, чтобы записать новую идею по делу, поймала себя на том, что отмечает кровавую деталь убийства рядом с прекрасным цветным снимком известной модели в нижнем белье.
Хватит. Ты сходишь с катушек, — сказала она себе, зачеркивая ручкой текст.
В это время она уже давно должна была быть в постели со своим ухажером; ее бойфренд еще не спал, увлеченный игрой по телефону, ожидая подругу на «макси-кровати». Неизбежно, что и он страдал от последствий этого расследования, проводя слишком много времени без Марии, ужиная и ложась спать в безумные часы, с «низкофункциональной» любовницей, как утверждала сама Райская. В тот вечер роли поменялись: именно она предложила Павлу романтический вечер, потому что на фоне всего того мрака и убожества, что она видела за последние несколько дней, ей нужно было верить, что любовь и доброта еще существуют в мире, населенном такими паразитами, как Бирюков и его дружки. Более того: она чувствовала потребность физически обнять партнера, покрыть его поцелуями, ощутить его аромат и вкус.
Она приняла душ, почистила зубы и, наконец, вернулась к Павлу. Выключив свет, она обняла его так, как будто от этого зависела ее жизнь.
— Ты грустишь, Маша?
— Почему бы и нет?
— Потому что обычно, когда ты меня так обнимаешь, тебе грустно.
Этот человек понимал ее: достаточно было одного предложения, чтобы он перешел грань дозволенного.
— OK. Да, мне немного грустно.
— Почему так?
— По многим причинам. Потому что я редко тебя вижу, потому что работа сложная… Да много чего, Паш.
— Когда мне грустно, я ем макароны, и все проходит.
— Я знаю, Паша.
— Может быть, тебе стоит есть больше макарон?
Мария улыбнулась.
— Это возможно, милый. Но в отличие от тебя, если я съем чуть больше мучного, чем обычно, я начинаю быстро набирать вес, понимаешь? И тогда мне становится еще грустнее, потому что люди думают, что я корова с пистолетом. Ты этого хочешь? Мумию с широкой задницей и большим животом?
Павел разразился смехом.
— У меня есть еще один секрет, как преодолеть грусть.
— Какой?
— Я прижимаю тебя к себе, а потом касаюсь твоего живота, вот так.
Мужчина захихикал, когда его щекотали.
— Маш, можно я тебе кое-что скажу?
— Я весь внимание.
— Ты глуп.
«Спасибо, мой дорогой. Только тебя не хватает», — внутренне улыбнулась Райская, прикрыв глаза.
— Я знаю, любовь моя.
— Иди сюда.
— Да.
Засыпая, после бурного секса, Мария поняла, что никогда не спрашивала Евгения ни о чем личном.
Кто знает, женат ли он или есть ли у него дети, задавалась она вопросом. А если нет, то кто знает, как ему удается в одиночку справляться со всем этим мраком.