Тени и зеркала
Шрифт:
— Катхаган ка-иратт, — произнёс Бадвагур и заговорил с сородичами на родном языке; в спокойных переливах его низкого голоса слышалось спрятанное напряжение. Альен только теперь заметил, что они вдвоём, не сговариваясь, встали спина к спине.
Слушая Бадвагура, агхи чуть опустили, но не убрали мечи. Их взгляды на Альена — снизу вверх, из-под кустистых бровей — по-прежнему сверкали враждебностью.
— Стражи границ. Они проводят нас вниз, — тихо проговорил Бадвагур. — Так надо.
Один из агхов — черноволосый, на вид самый старший и сильный из всех — коротко сказал что-то, будто каркнул. Другой, вторя ему, заговорил быстро и взволнованно, кивая на Альена. Тот вздохнул: ему начинала
— Надо так надо, — заметил он. — Скажи, что я затем и пришёл. И что не пытаюсь сопротивляться.
Бадвагур перевёл его слова — Альен не сомневался, что скрупулёзно и без изменений. Но обстановку это совершенно не разрядило: дети гор угрюмо перестроились вокруг Бадвагура и Альена, образовав подобие колонны, и прятать оружие явно не собирались. Один из них, чуть отойдя, налёг крепким плечом на щербатый валун, закрывавший второй из проходов, которые Альен не разглядел от входа. Ему стало интересно, знал ли о них Бадвагур; мельком взглянув на его встревоженное лицо, Альен убедился: не знал. Что ж, это неудивительно — крестьяне в Кинбралане до сих пор могли сказать о каком-нибудь старике: морщин на нём больше, чем гномьих ходов прорыто в Старых горах.
Валун слегка сдвинулся, открыв зияющую черноту. Тоннель почти отвесно уходил вниз, в нутро скал. Альен дёрнулся было, чтобы пройти вперёд, но на него с недовольством не то зашикали, не то зарычали. Посыл был ясен: ни шагу без разрешения. Альен не терпел приказаний — любых; будь он котом, у него в ответ на них вся шерсть поднималась бы дыбом. Но момент для сопротивления был совсем не подходящий, так что он покорно ждал, пока первая пара стражей, взяв из скоб на стене факелы и поднеся их к костру, отправится впереди, осторожно, чуть ли не след в след, нащупывая место для каждого шага. Шириной проход был рассчитан на одного, а высотой — точно не на человека, и Альену пришлось согнуться почти пополам. Трое агхов двинулось впереди, а ещё трое — позади них с Бадвагуром, который устало сопел ему в спину. У кого-то из замыкающей тройки тоже был факел, и свет вперемешку с тенями метался по красновато-серым, неровным и крошащимся стенам хода, прорытого в незапамятные времена.
Альен не знал, сколько они шли — в полном молчании, следуя извивам тоннеля в стенах скалы, опускаясь всё ниже и ниже. В спёртом воздухе факелы ужасно чадили, камни давили; становилось трудно дышать. Слышны были лишь тяжёлые, шаркающие шаги агхов да ритмичное падение капель где-то вдалеке. Темнота обволакивала, притупляя чувства; Альена одолевала неуместная сонливость, и несколько раз он хватался за холодные, шершавые камни, чтобы не упасть. Он не мог не подумать, с каким удовольствием оказался бы сейчас в своём лесу на Волчьей Пустоши — или, на худой конец, в Долине Отражений.
Наконец спуск закончился — массивной квадратной аркой, покрытой полустёртыми древними рисунками. За ней тоже тянулся тоннель, только более широкий и тщательнее прорубленный, а ещё ветвистый — пути расходились сразу в трёх направлениях. Направляющие без колебаний свернули направо и пошли быстрее, более уверенно чувствуя себя на ровной земле. Через десяток шагов Альен обо что-то споткнулся и, услышав странный звон, опустил голову.
— Рельсы?…
— Да, — шёпотом подтвердил Бадвагур. — Мы в одной из заброшенных шахт. Я ни разу тут не был.
— Почему заброшенных? — Альен повнимательнее присмотрелся к широким стенам и подпоркам, что терялись во мраке, удерживая своды. Он пытался представить стук молотков и кирок, грохот вагонеток, перевозящих руду или минералы… — Месторождения иссякли?
— Нет, просто некому больше работать, — в голосе агха послышалась горечь и что-то другое, более
Он хотел продолжить, но бредущий позади спутник ткнул его в спину, недовольно что-то пробурчав. Альен отвернулся, подивившись такой братской любезности. Ладно он сам — человек, да ещё лорд, да ещё колдун, в общем, втройне чужак. Но почему они и Бадвагура встречают как врага?…
Миновав ещё несколько развилок, они вышли к воротам в полтора роста Альена — то есть весьма значительным для агхов. Неподъёмные на вид железные створы подались, однако, от лёгкого толчка — совершенно бесшумно. А за воротами был балкон.
Огромный балкон — смотровая площадка, вырубленная в скале. Альен, всякого навидавшийся, с трудом сдержал поражённый возглас.
Потолок словно ушёл вверх, а стены раздались в стороны — полое пространство внутри горы открылось ему, такое, что не хватало взгляда. Гха'а, подгорный город. Главный оплот старогорских агхов.
От этого зрелища захватывало дух. Альен привык, что города открывают свои лица исподволь, постепенно: строгие линии, камень и дерево Академии, черепичные крыши и шум торгового Энтора, мраморная белизна, рощи и укромные дворики Вианты… Гха'а же овладевал зрением сразу и бескомпромиссно, и его величие подавляло.
Улицы располагались исполинскими круглыми ярусами; Альен попытался считать их, но скоро сбился со счёта: десятки были над ними, и десятки уходили вниз — в бездну, ярко освещённую факелами и круглыми зеленоватыми фонарями. Каменные навесы были над ними, каменные лестницы — широкие, как проспекты, и узкие, отсюда казавшиеся нитками, прямые и витые — соединяли их. Всё, что могло охватить зрение, заполняли большие каменные дома и каменные мосты, каменные площади, крыши и полукруглые купола. Далеко внизу виднелся ряд огромных статуй, с такого расстояния напоминавших причудливые игрушки, каменный фонтан и даже подобие каменного сада — искусно, до мельчайших деталей выточенные деревья неподвижно красовались кристалльной зелёной листвой. Всё, что не было вырублено из камня, было выковано — столбы для зелёных фонарей, подпорки мостов и более сложных конструкций, отделка жилых домиков и чёрные перила, изящные, как железные кружева. Краем глаза Альен заметил что-то вроде громадного лифта, который медленно и беззвучно скользил между ярусами, влекомый невидимыми механизмами.
Всю сцену окутывал полумрак, но город отнюдь не походил на мрачную пещеру. Наоборот, каждая мелочь казалась естественной частью скалы, созданной с такой любовью, с бережной заботой о её каменном теле и металлической крови. Город жил в симбиозе с горой — или так, как зародыш живёт в материнской утробе. Теперь Альен понял, почему агхи веками не допускали сюда посторонних: чем-то слишком личным и, наверное, важным для каждого из них была эта связь. Нечто сокровенное, выстраданное чудилось в сотворённой веками каменной симфонии — в том, что хранило память о тяжком труде многих поколений.
Звуки тоже отличались от звуков людских городов — ни топота копыт, ни криков торговцев, ни женского смеха и воплей жадных ворон. Зато Альен слышал негромкий шорох машин и — на разной высоте — приглушённый шум воды, насосами поднимаемой из подземных источников. Но главное — перестук сотен или тысяч кузничных молотов, вдохновенную песню метала, эхом отдающуюся от каменных сводов.
Бадвагур встал с ним рядом, и тихое счастье светилось у него на лице. Морщины их хмурых провожатых тоже разгладились, и кое-кто из них поклонился каменному простору, приложив кулак к сердцу. Альен молча переглянулся с резчиком и кивнул, признавая его правоту в их давней полубеседе-полуспоре. Гха'а действительно был великолепен.