Тени кафе «Домино»

Хруцкий Эдуард Анатольевич

– Великий человек Павел Петрович Самохин. Он всю эту красоту сберег, ну а бархат достали. Ты на витражи посмотри… Лучший ресторан Москвы.

Подошел официант, разлил по рюмкам водку мужчинам, вино даме.

Второй ловко расставил закуски.

Поклонились и исчезли.

– Старая школа, – восхитился Саблин, – мы с отцом в былые времена заходили сюда частенько. Слава Богу, жизнь налаживается.

Степенно подошел Павел Петрович.

Левую руку он держал за спиной.

Поклонился Саблину.

На

нем китель с разворотами и двумя орденами сидел как влитой, улыбнулся, как старому другу, Блюмкину.

– Позвольте, дорогие, – здесь Павел Петрович запнулся, потом выдавил, – товарищи от всего нашего заведения преподнести цветы любимой актрисе Елене Сергеевне Истратовой.

Мэтр из-за спины, словно фокусник, извлек букет роз.

– Спасибо, – Лена одарила мэтра самой обольстительной улыбкой.

Павел Петрович еще раз поклонился.

– Приятного аппетита.

Тут же появился официант с вазой.

– Позвольте-с, цветы-с влагу-с любят.

– Вы видите, милая Лена, как Вас любят в Москве? – спросил Блюмкин.

– Неожиданно, – Лена развела руками.

– Но заслуженно, – Саблин понял бокал, – за Вас, за Ваш талант…

– И красоту, – добавил Блюмкин.

Выпили.

– Я слышал, – Блюмкин повернулся к Саблину, – у тебя намечается новоселье.

– ЧК знает все, – засмеялся Саблин, – получил ордер на квартиру на Молчановке, ну знаешь, дом со львами у дверей.

– Как же не знать.

– Одрер на мебель. В этой квартире когда-то жил писатель граф Толстой, у него была прекрасная мебель из карельской березы, в трех комнатах она осталась, ее приводят в порядок реставраторы. Там до меня жил революционный матрос, потом какой-то бандит…

– Я знаю, – перебил его Блюмкин, – его Жора Тыльнер брал, там перестрелка была.

– Вот-вот, – продолжал Саблин, – мои специалисты восстанавливают все, как было.

– А сколько всего комнат? – поинтересовалась Лена.

– Пять. И комната для прислуги рядом с кухней.

– Куда тебе столько? – удивился Блюмкин, – совсем обуржуазился?

– Гостиная, столовая, библиотека, мой кабинет, будуар жены.

– Так ты же холост.

– Пока, – Саблин улыбнулся Лене, протянул к ней свой бокал и они чокнулись.

Зачатьевский монастырь.

В келье на стенах колыхались тени в свете свечей.

Перед Тыльнером стоял участковый надзиратель в старой милицейской поношенной шинели.

Кубанку он держал в руках, вытирая ею пот со лба.

– Ну проверили Вы, Конев, у них документы, а дальше что?

– Так все бумаги были в порядке, товарищ субинспектор. Печати, подписи Саратовского исполкома, паспорта, вызов из Москвы, подписанный наркомом Луночарским, ордер временного заселения в монастырской гостинице, печать Моссовета.

Надзиратель

снова проехал по лбу кубанкой.

– Да положите Вы шапку и садитесь, – сказал Тыльнер, – разве Вы не получали ориентировку Угрозыска о банде французов?

– Мне ее никто не показывал, и здесь я бывал дважды, со сторожем Самсоном разговаривал. Он говорил, что артисты живут тихо, подкидывают ему продукты из пайков. Продукты проверил, такие пайки выдают в профсоюзе РАБИС.

– Хорошо, Конев, идите в соседнюю комнату и напишите рапорт на мое имя.

Надзиратель ушел, а Тыльнер начал рассматривать мелочи, которые удалось собрать при обыске.

На столе лежали четыре жемчужины, пустой флакон от французских духов «Лоричан», окровавленные бинты, пустая обойма от маузера.

– Нашли, – в комнату-келью вошел Оловянников.

Он расстелил на полу рогожу.

– Заносите.

Оперативники начали складывать на нее пальто, подушки, пустые бумажники, брюки.

Тыльнер посвятил фонарем.

– Смотри-ка, Спирькины вещи, а шубы женские, по описанию те, что у Громовых похищены, похожи. Давайте…

Он не успел договорить, в коридоре раздался шума, вспыхнули фонари.

Тыльнер успел выхватить наган.

– Стоять! Руки вверх! Бросай оружие! ЧК!

– Вот тебе и на! – ахнул один из чекистов. – Товарищ Тыльнер.

– Именно, коллеги, Уголовный розыск, проводит обыск в этом помещении.

Вошел Мартынов.

– Не дела, Жора, от товарищей по оружию скрывать бандитское гнездо.

– Федор Яковлевич, я как только адрес узнал, немедленно Вам позвонил, Вас не было, я дал телефонограмму.

– Кто ее принял?

– Сейчас, – Тыльнер достал из кармана пиджака записную книжку, полистал страницы. – Коношин, он принял.

– Но у нас нет такого сотрудника. Ты ничего не перепутал?

– У нас все в журнале записано.

– Разберемся, – задумчиво сказал Мартынов. – Ну что нарыли?

– Вот, все носильные вещи с грабежей.

– Все цело?

– Да.

– Значит, или у них не было перекупщиков, или они грабили, чтобы мы поверили в новую банду.

– А деньги в поезде, а ценности с квартиры Громова.

– Ценности уходят сразу, а деньги есть деньги, они пока следов не оставляют. Забирай вещи, это твоя епархия, вызывай потерпевших. Больше ничего, кроме жемчужин, флакона и бинтов?

– Сторож сказал, что к раненому приезжал врач. Низкого роста, лицо бритое, пенсне, дорогая шуба, он его и забрал.

– Вот это уже кое-что. Работай, Гриша, а мы на Лубянку.

Редакция «Рабочей газеты».

У машбюро в редакции «Рабочей газеты» толпились сотрудники. Они вырывали друг у друга отпечатанные страницы.