Тени Марса
Шрифт:
Леонид Давыдович, дежуривший на десятом этаже здания, кажется, осознав, что его не собираются убивать, немного отошёл от потрясения, вызванного внезапным появлением оружия, и оказался весьма общительным малым. Его тёмное лицо так и светилось ослепительно-белой улыбкой. Он болтал без умолку всё то время, пока ковырялся в замке своим допотопным электронным ключом-отмычкой. К тому времени, когда ему удалось вскрыть все коды замка, он изрядно взмок, но его язык всё еще продолжал болтать. По счастью, Сергей словно и не слышал его болтовни. Полностью погрузившись в раздумья, он всё пытался сообразить: " Какого такого чёрта старый легионер поднял его с постели"?
Кровью было залито всё: стол с разбитой фарфоровой пепельницей, ножки стульев, кожаные подлокотники кресла, малиновый в белую крапинку слонёнок, сделанный из папье-маше, литые бронзовые фигурки ангелов. По наклонному полу кровь, смешанная с водой аквариума, медленно утекала в едва заметную дырочку, что виднелась в угловом стыке пластикового плинтуса. В комнате царил страшный беспорядок. Разбитая в щепы табуретка, забрызганная мелкими капельками чёрно-бурой крови, валялась посреди зала. Диван, истерзанный многочисленными выстрелами, с вывороченными изнутри пружинами, напоминал
Уже на площадке лифта Ляпидевский услышал шумные звуки освободившегося от излишней пищи желудка и, несмотря на трагичность момента, криво усмехнулся. Бедный коридорный продолжал блевать всё то время, пока Сергей дожидался приезда лифта. Эта транспортная "тележка" сегодня, как назло, двигалась на удивление долго. Наконец лифт тихонько взвизгнул совсем рядом, и Сергей, облегчённо вздохнув, сделал шаг по направлению к его раскрывающимся дверям. Две створки плавно разошлись в стороны, милостиво пропуская вовнутрь покрывшегося испариной Ляпидевского, и тот, недолго думая, шмыгнув внутрь, отдал короткую команду:
— Подъезд!
Ни около дома, ни на дальней стороне улицы никого не было. Сергей вышел из подъезда и, как ни в чём не бывало, перейдя улицу по пешеходному переходу, вошёл в распахнутые двери частного строения, напоминавшего своим архитектурным стилем церковные здания конца второго тысячелетия. К великому удивлению бывшего легионера, это строение действительно оказалось церковью, причём ни какой-нибудь, а православной. Правда, во внутреннем убранстве церкви чувствовалось что-то, не гармонирующее с окружающей обстановкой. Посреди маленького, но уютного помещения располагался высокий резной деревянный стол. За столом, отстоящим от алтаря всего на несколько шагов, сидел одетый в чёрную просторную рясу церковный служка и что-то старательно выбивал на клавиатуре стоявшего перед ним компьютера. Он был так увлечен своим делом, что не обратил внимания на широкоплечего молодого мужчину, прошмыгнувшего между рядами кресел, и в доли секунды оказавшегося у него за спиной. Лишь когда рука вошедшего легла ему на плечо, он вздрогнул и обернулся. Большой серебряный крест на груди церковника говорил о его не последнем месте в иерархии этого заведения. Широкая, окладистая, с проседью, борода опускалась на грудь, где завивалась наподобие долго служившей метлы. Чёрные волосы, торчавшие из-под такой же чёрной шапочки, были местами тоже седы. Красивое в прошлом лицо уже успели избороздить не по годам ранние морщины, а в глазах застыла многовековая печаль древней славянской нации. Сергею показалось, будто вся боль мира сосредоточилась в этих мудрых и зорких глазах. Святой отец, чьё мирское имя он сам тщетно пытался забыть, именуя себя ныне Никодимом, не говоря ни слова, внимательно разглядывал незнакомца, как бы пытаясь с одного взгляда определить, насколько грешен этот представитель рода человеческого. Это разглядывание длилось долго. Прошли не менее пяти минут с того момента, как Сергей прикоснулся к плечу священника, но ни один из них не пошевелился, не сказал ни слова, боясь разрушить тишину, воцарившуюся в храме. Лишь компьютер, выполняя одному ему ведомую работу, едва слышно гудел процессором. Наконец его динамики пикнули, словно призывая отвлекшегося хозяина вернуться к работе, и оба представителя homo sapiens отшатнулись друг от друга и, будто просыпаясь от спячки, протёрли глаза руками. Первым пришёл в себя священник. Лишь мельком взглянув на экран, он развернулся в кресле, принял удобную позу и бросил:
— Мне кажется, что молодой человек пришёл сюда отнюдь не исповедоваться, и уж тем более не беседовать в тиши храма с богом. Дела мирские ему куда важнее дел душевных. Я не осуждаю тебя, сын мой! Всё в мире материальном вращается вокруг материи. Душа же вечна! Но думы о ней приходят к нам лишь перед порогом ухода в бесконечность. — Внезапно он понизил голос, и Ляпидевского накрыло успокаивающей волной. — И да ищущий спасения в храме божьем да обретёт его. Неважно, идёт ли речь о спасении души или тела. — Святой отец замолчал и наклонил голову в сторону двери, за которой раздавались глухие завывания полицейской сирены. Намёк был понят. Сергей прикусил губу, почувствовав укор совести за своё невнимание к душе и подивился проницательности священника, сразу же распознавшего истинную причину его появления в храме. Отставной сержант смущенно засопел. С минуту в его голове боролись противоречивые мысли. Раскрываться первому встречному было слишком опрометчиво. С другой стороны, совсем рядом, стоит протянуть руку, стоит великолепный компьютер, а терять время на поиски другого, когда в любую минуту по его пятам могут броситься неизвестные убийцы, было непозволительной роскошью. О том, что его станет разыскивать полиция, как-то не думалось. Он посмотрел на вход, затем снова перевёл взгляд на стоявший в полуметре компьютер, окинул взглядом спокойное лицо святого отца и решился.
— Похоже, как говорила моя бабушка, это судьба! — Сергей тяжело вздохнул и, облизнув пересохшие губы, выдавил: — Святой отец! Я не знаю, как начать. Вернее, я сам не знаю, что именно происходит, но событие, приведшее меня сюда, странно и страшно. Я хотел бы просить у Вас возможности воспользоваться Вашим персональным компьютером. Поверьте, это очень важно, — Он на мгновение смолк и, с трудом подбирая слова, продолжил: — Я не могу позволить Вам видеть то, что я буду делать, так как не в моей воле подвергать чужую тайну раскрытию, а чужую жизнь опасности. Уже войдя сюда я, возможно, поставил на карту Вашу жизнь. Быть сейчас со мной рядом- это значит подвергать себя угрозе смерти. Прошу Вас, уйдите, мне будет тяжело, если на моей совести будет Ваша…
Он не закончил, его перебил сердитый окрик поднявшегося над столом отца Никодима. Стоя в полный рост, священнослужитель представлял весьма внушительное зрелище.
— Сын мой, тебя привело сюда само провидении, и не тебе указывать что мне делать или не делать, не тебе определять возможность угрозы моей жизни. Пути господа неподвластны нам, смертным Земли грешной. Если я и разрешу воспользоваться моим компом, то я должен знать всё, что на нём будет сделано, путь даже это будет изгнание дьявола или, наоборот, его явление. Садись и, если спешишь, то не медли.
— Но святой отец…
— Никаких но! — бас отца Никодима пронесся под сводами храма и утонул в серебряных окладах икон. — Садись и работай, и позволь мне самому выбирать свою судьбу. Это уж я буду решать- рисковать мне жизнью или нет! — и, подмигнув левым глазом, он ободряюще похлопал бывшего легионера по вздрогнувшему от удара плечу. От его похлопывания Сергей едва не взвыл. Складывалось впечатление, что священник на досуге от нечего делать гнул лошадиные подковы.
Капрал Клёпиков терпеть не мог эти дежурства в отделе членовредительства. По нему было бы лучше сновать по городу и ловить мелких воришек, чем дожидаться невесть чего. Последнее время драки стали случаться всё реже и реже, а о поножовщине речь практически не шла вообще. Конечно, мечтой каждого честолюбивого служителя правопорядка было убийство, но это была почти несбыточная мечта: три убийства и двенадцать ножевых ранений за год! И это на пятнадцати миллионный город! Нет, капрал положительно не любил эти дежурства. Двадцать четыре часа ничего неделания выводили его из себя. Совсем противоположного мнения придерживался его напарник рядовой Штольтграф, который с удовольствием проводил отведенные для дежурства часы в блаженном безделии. Первую половину смены он отсыпался от очередной ночной оргии, во второй пытался выспаться перед следующей. Капрал всё время удивлялся идиотизму полицейского устава, разрешавшего спать на дежурстве и запрещавшего смотреть видеопрограммы. По-видимому, составлявшим устав людям даже на ум не могло взбрести, что кто-то может проспать целые сутки. Сегодня Штольтграфу не повезло, это был явно не его день. С утра пришлось выезжать на место квартирной кражи, и вот теперь этот идиотский звонок! Капрал мысленно выругался и тронул за плечо едва успевшего уснуть товарища.
— Подъём, мой друг, соратник и брат! Нас ждут великие подвиги, ужасные ужасы и прекрасные прелестницы!
— Угу. Сейчас, — Штольтграф лениво потянулся, но вставать навстречу великому не торопился.
— Вставай, вставай, лежебока! Дома выспишься, а то взял привычку дрыхнуть на службе, тоже мне спальный район нашёл! Подъём, поехали.
— А, собственно, по какому поводу шум? — Широко зевая, на всякий случай спросил заспанный Штольтграф. В его приоткрытых глазах светился лучик надежды: вдруг обойдётся и никуда не придется выезжать. — Что-нибудь серьёзное?