Тени над Гудзоном
Шрифт:
— Это тебя Бог наказывает!..
И Яша Котик лишь кивнул в знак согласия…
Бродвей похож на маленькое местечко. Яша Котик знал, что эта новость распространится быстро. У журналистов, занимающихся сбором сплетен, везде есть свои шпионы. Такие вещи невозможно скрыть. Отправиться на «парти» после такого провала (первого провала в его жизни) и разыгрывать там роль гостеприимного хозяина — это горькая пилюля. У Яши Котика осталось только одно желание — побыть одному. Однако все актеры, игравшие с ним, были приглашены на прием. Прямо из театра они должны были поехать к нему домой. Оставался один выход: напиться, налиться до такой степени, чтобы ничего его не волновало. Но в гардеробной у Яши Котика не было водки. Ему приходилось оставаться трезвым в самые критические моменты своей жизни… Он потел, руки у него дрожали, в горле пересохло, он не мог смотреть другим актерам в глаза. Яша даже не мог больше шутить. Он говорил серьезно, изменившимся голосом. «Ну что ж, это конец! — решил Яша Котик. — Как это называют? Начало конца…» Он всегда знал, что этот
Теперь этот враг добился своего. Он больше не стоял в стороне, а вошел в него, как дибук… Он выгнал оттуда кого-то и занял его место… «Ну кому можно разъяснить такие вещи? — говорил себе Яша Котик. — Это может понять только сам человек, в которого вселился дибук…» Сначала ему было жарко, теперь стало холодно. Кто-то из актеров сказал:
— Котик, не отчаивайся. Такое случается с каждым из нас.
— Yes, — ответил Яша Котик и не узнал своего собственного голоса, как будто его устами говорил этот вселившийся в него дибук. Тон тоже был другим, непривычным. Яша сам ему удивился и понял, что и другие это заметили.
В машине, в которой он ехал вместе с еще тремя актерами и двумя актрисами, Яша Котик не произнес ни единого слова. Ему нечего было сказать. Слова, что вертелись у него на языке, были какими-то тяжелыми, нелепыми и к тому же глупыми. Он курил, но не ощущал вкуса дыма. Все время хотелось прочистить горло, прокашляться, чтобы перестать хрипеть и сипеть. Ему словно было стыдно ехать к себе домой на «парти». Он напоминал себе самому местечкового жениха, стесняющегося на собственной свадьбе. Теперь он боялся Анны, Юстины Кон, доктора Марголина, каждого. Его молчаливость, похоже, была заразительной. В машине стояла тишина, будто они ехали на похороны…
«Я должен взбодриться! Мне нельзя превращать эту ночь в одно сплошное поражение! — пытался собраться с силами Яша Котик. — Я актер и просто обязан сейчас показать, что способен сыграть роль… — Однако все надежды он возлагал в данном случае на алкоголь. — Я столько в себя залью, — говорил он себе, — что дибук просто утонет…»
Уже в подъезде у Яши Котика была неприятная, даже мучительная встреча… Выходя из лифта, он натолкнулся на миссис Кац, ту самую соседку, с которой Анна встретилась в свое время в гостинице в Майами-Бич. Миссис Кац в Грозные дни ходила в синагогу. Она состояла в одной из религиозных общин. У нее на дверном косяке была даже небольшая мезуза. [406] Миссис Кац бросила на Яшу Котика и его гостей пронзительный взгляд, а потом сказала по-еврейски:
406
Мезуза — прикрепляемый к косяку двери в еврейском доме свиток пергамента из кожи ритуально чистого животного, содержащий часть текста молитвы «Слушай, Израиль».
— С праздником!
Вместо того чтобы ответить тем же или отшутиться, Яша Котик промолчал. Он смотрел на миссис Кац серьезно, враждебно, обиженно. Она скривилась:
— Вы что, не узнаете меня?
— Я узнаю вас, — ответил Яша Котик не своим голосом и каким-то необычным тоном…
6
В приглашении, текст которого был сочинен самим Яшей Котиком и обильно сдобрен всяческими шутками и прибаутками, он сообщал, что вынужден выступать на концерте именно тем вечером, на который была назначена вечеринка. Тем не менее он просил гостей прийти к нему пораньше и обещал, что на пару часов его вынужденного отсутствия в качестве хозяек выступят женщины. Они позаботятся о том, чтобы гостям было приятно и уютно. Когда Яша Котик и сопровождавшие его актеры вошли в квартиру, вечеринка была уже в полном разгаре. Его встретили радостными выкриками, аплодисментами, шутками. Анна у всех на глазах расцеловалась с ним. Здесь, похоже, еще не знали, что случилось с ним в театре. Яша Котик на какое-то время приободрился. Однако когда Анна спросила его, как прошло представление и долго ли смеялась публика, он насупил брови и ответил:
— Никто не смеялся!
Анна насторожилась:
— Что случилось?
— Оказывается, у иноверцев сегодня тоже Судный день…
— Ну, не надо так расстраиваться. Они еще будут смеяться до упаду…
— Как по мне, так они могут и плакать…
Яша Котик подошел к столу, на котором стояли напитки, налил себе щедрую порцию виски и поспешно опрокинул стакан себе в рот. Он закусил виски лепешкой и сразу же после этого выпил рюмку коньяку. У него сразу же зашумело в голове, но настроение не улучшилось. Он незамедлительно вернулся к столу и выпил еще водки. К нему подошла Анна:
— Почему ты так много пьешь? Хочешь залить водкой свои горести?..
Яшу Котика рассердило, что Анна следила за ним и пыталась догадаться, что же его так мучает. Ему захотелось дать резкий ответ, но вместо этого он промолчал, отвернулся от Анны и начал расхаживать среди гостей. Те ждали, что он начнет шутить. Но он не говорил ничего внятного, а только что-то бурчал и показывал выражением лица, чтобы его не задерживали. Яша Котик прекрасно понимал, что актеры, с которыми он сегодня вечером играл в театре, рассказывают сейчас всем и каждому о его фиаско. Он открыл дверь в спальню и увидел Юстину Кон. Она стояла в темноте и целовалась с каким-то курчавым типом, которого Яша Котик не знал и, насколько помнил, не приглашал. Он почувствовал, что бледнеет. Вот, оказывается, чем она тут занимается! Юстина Кон резко отодвинулась от мужчины, с которым только что целовалась, и начала что-то говорить Яше, направляясь к нему. Однако он не стал ее слушать, а вышел, хлопнув дверью. «Плевать я на нее хотел! Довольно!..» Яша Котик искал место, где мог бы остаться один. Но повсюду стояли люди — кружками, парочками. Именно потому, что Яша пребывал сейчас в мрачном настроении, все остальные казались ему особенно бодрыми и разговорчивыми. Они пили, курили, ели, орали. Наверное, все гости уже сообразили, что хозяин был не в настроении общаться с ними, поскольку понемногу начали его избегать. Яша Котик вернулся к столу с напитками, но там уже была Анна. Она вела себя как хозяйка, смешивала коктейли для гостей. Когда подошел Яша, ее лицо просияло, и она сказала:
— Только не напивайся!..
— Чего ты от меня хочешь? Дай мне взять рюмку! — наполовину просяще, наполовину сердито сказал он. Потом налил полный стакан водки и начал из него отхлебывать. Однако веселее он не становился, а чувствовал, что с каждым глотком становится все злее и злее. «Только бы не устроить скандала! — предостерегал сам себя Яша Котик. У него возникло желание взять с собой бутылку, но Анна украдкой за ним присматривала. — Ты только посмотри! Ничего ни от кого нельзя скрыть! — удивлялся Яша Котик. — Что же я за актер, если даже не могу скрыть своего настроения?!» Он набрал в рот водки и не сразу проглотил, а прополоскал ею рот, перекатывая жидкость то за одну, то за другую щеку, как человек, страдающий от зубной боли и пытающийся заглушить ее алкоголем. Яше Котику хотелось чем-нибудь закусить, а тут было много всяческих закусок: маленькие лепешки с рубленой печенкой, пирожки, булочки на сливочном масле с селедкой в винном соусе, соленое печенье с анчоусами и яйцом, бутерброды с колбасой и фаршированная кишка, а также разные виды сыра — и он никак не мог решить, что же выбрать из всего этого изобилия. Такая нерешительность удивила его самого. Стоит ли так долго ломать голову? Какая, в конце концов, разница, чем он закусит? Тем не менее Яша Котик никак не мог принять решения. «Неужели я схожу с ума?» — спрашивал он себя. Он собрался с силами и дрожащей рукой взял то, что, по крайней мере, любил: маленькую лепешку с кусочком рокфора. И сразу же Анна, словно поняв неуверенность и колебания Яши, сказала ему:
— Это не для тебя. Возьми что-нибудь другое.
И протянула Яше Котику на блюдечке несколько маленьких лепешек с рубленой селедкой.
«Ну что? Все видят, что я уже готов? — заговорил сам с собой Яша. — Я кручусь тут, как коза на капустной грядке… Что теперь будет? Если бы я хотя бы заработал достаточно денег… Но у меня ничего нет…»
Он вдруг вспомнил все те банкноты и чеки, которые вынимал из карманов для этой вечеринки. Он хотел отнести все это в банк, но не сделал этого. «Я их куда-то спрятал? Но куда? Эта девица небось их уже стырила!.. Куда же я их положил? Это же все мое состояние! Тысяч пять долларов!.. — Он начал оглядываться вокруг. — Может быть, я положил их в какой-нибудь шкаф? Но в какой? А ведь они все не заперты. У меня и ключей ни от одного шкафа нет. — Яша хотел поискать, но постеснялся это делать при гостях. — Другое дело, что это может привести к краже. Если его уже не обокрали. Где же моя голова? Где же моя память? Ведь эти негритянки работали в квартире целый день! Все пропало! У меня нет ничего, ничего! Я могу прямо завтра начинать побираться по домам… — Его охватила злоба на Юстину Кон. — Она воровка, воровка! Нет худшей сволочи на всем свете! — Теперь Яша Котик сожалел о том, что спал с ней. Ему хотелось ее избить, оттаскать за волосы, вышвырнуть из дома на глазах у всех… — Или, может быть, мне стоит сообщить об этом в полицию?» Вдруг он услышал, как Анна зовет его. Пришел Соломон Марголин и привел с собой свою немку. Яша Котик видел его словно сквозь туман. Все смолкли. Соломон Марголин не выглядел человеком, пришедшим на актерскую вечеринку: он явился в смокинге, или tuxedo, как это здесь называлось. Доктор оказался единственным гостем в таком одеянии. Он выглядел странно высоким, прямым, стройным, чистым. Лиза, его немка, была в черном вечернем платье с глубоким декольте. Анна говорила Яше Котику, что она совсем не изменилась, но это была не прежняя, берлинская Лиза, а дама средних лет. Яша пошел навстречу гостям. Он знал, что должен разговаривать с Лизой по-немецки, но совсем забыл этот язык, который и прежде не слишком хорошо знал. Яша Котик поклонился, протянул Лизе руку и воскликнул:
— Хайль Гитлер!..
Произнося эти слова, Яша Котик уже знал, что совершает страшную ошибку. Эти слова словно сами сорвались с его уст, как будто изнутри него говорил дибук. Яшу охватил страх перед собственной грубостью. Анна издала придушенный вскрик. В комнате воцарилась полная тишина. Соломон Марголин побелел, покраснел и тут же снова побелел. Лиза поспешно забрала протянутую руку. Яша Котик хотел оправдаться, но не знал, что сказать, и к тому же не мог говорить по-немецки. Его лицо стало желтым, как глина.