Тени над озером
Шрифт:
Однако мысленно она оправдывала себя тем, что ее мнение было по крайней мере искренним. Ей действительно были ненавистны подобные романы. Только не следовало говорить об этом столь резко, вот и все.
– Единственное, что вы могли бы сделать, – процедил Зейн, потянувшись за книгой, – прочитать эту вещь. – И он помахал ею перед носом Келли. – Я не против критики, даже высказанной в столь грубой форме. Но я терпеть не могу выслушивать оскорбления от тех, кто даже не читал мои произведения. Надо знать, о чем говоришь, прежде чем раскрывать рот.
Зейн
– Послушайте, – произнесла она, пытаясь вновь обрести спокойствие, – в конце концов, это дело вкуса. Мой вкус отличается от вашего. Мне не нравится читать про ужасы, поскольку мне кажется, что в мире и без того их хватает. И я не понимаю, зачем пугать людей…
– А я уже вам говорил, – перебил Зейн, склоняясь ниже и с вызовом глядя ей в лицо, – что люблю изводить людей. И у меня это неплохо получается – чертовски неплохо.
Келли замигала, чувствуя, как ее охватывает вихрь эмоций. Не стоит заботиться о его самолюбии: оно непрошибаемо. Да и сам он мощен и тверд, как гранит. Настоящее воплощение эгоизма! Она отвернулась, вновь наполняясь гневом.
– Меня вам не запугать! – выпалила она, тем не менее опасаясь смотреть в насмешливые глаза Зейна.
– Неужели? – спросил он обманчиво-мягким тоном. – Тогда позвольте мне попытаться еще разок, потому что сразу видно, чего вы боитесь пуще всего. Тут и гадать нечего. Вас пугает самая простая и самая важная вещь в мире.
Внезапно он очутился совсем близко и схватил ее за плечи.
Девушка вздрогнула от неожиданности и от холодной решимости в его голосе. Неохотно она подняла голову и отпрянула, заметив промелькнувший в его глазах злорадный блеск.
Зейн притянул ее к себе и склонил голову почти к самому лицу Келли.
– Соберитесь, мисс Кординер, – предупредил он свистящим шепотом. – Сейчас вы будете по-настоящему напуганы. Причем – экспертом.
И он схватил ее в объятия, взглянул прямо в глаза и улыбнулся медленной, язвительной усмешкой. Это продолжалось целую минуту. Келли отвела взгляд; сердце трепыхалось у нее в груди, как пойманная птица. Она чувствовала себя парализованной, загипнотизированной. Сопротивляться не было сил. Зейн склонился еще ниже, улыбка его погасла. В глазах снова промелькнул огонек.
Он поцеловал ее с яростью, которая и вправду могла бы ужаснуть, если бы поцелуй не был таким мучительно сладким.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Какое-то мгновение Келли пыталась сопротивляться – но только одно мгновение. Она была действительно перепугана, и виной тому являлась вовсе не ошеломляющая сила Зейна и не властность, с которой он завладел ее губами.
По-настоящему испугало то, что его поцелуй пробудил в ней дикие, непонятные желания, которые окатили ее тело, как стремительный поток, подавляя всякое сопротивление.
Келли, оказавшаяся в надежном плену обхвативших ее рук, чувствовала, как его мощные бедра прижались к ее собственным, а горячая широкая грудь слилась с ее грудью.
Целую неделю после смерти Джимми она боролась с печалью, смятением и усталостью от множества свалившихся на нее дел. Прошлой ночью она засыпала, подавленная усталостью и ослабев от сложностей жизни. Теперь она была окружена силой и возбуждающей энергией, оказалась в чужой власти, и все неприятности странным образом исчезли.
Охваченная теплотой, едва осмеливаясь поднять глаза, она желала отдаться этой силе и власти, позволить унести себя на невообразимый остров наслаждений и воскрешающего к жизни волшебства. Она не испытывала смущения, словно прижавшееся к ней тело было вознаграждением за горести последних дней.
Однако она понимала, что его губы совершают что-то запретное – возбуждающее и в то же время томное. Он целовал Келли с такой умелой страстью, что ей показалось, будто она поплыла куда-то сквозь темноту, озаряемую золотыми вспышками.
Его подбородок, упрямый, твердый и небритый, терся о ее мягкую кожу. Горячие и жесткие губы открылись, и под его напором она тоже приоткрыла рот.
Шелковистым языком он провел по ее губам, коснулся трепещущего языка, как будто пытающегося произнести новое слово.
Какое наслаждение, думала Келли, находиться в объятиях этих сильных рук, быть согретой этой мощной силой, испытывать такие страстные поцелуи, что по сравнению с ними блек и исчезал весь остальной мир…
«Келли, не смей!» Голос матери прозвучал в ее голове так отчетливо, как будто Сисси была рядом. Внезапно Келли поняла, что совершает опасный и глупый поступок. Это завораживающее наслаждение от ласки опытного мужчины и было тем самым ядом, который едва не погубил жизнь Сисси и омрачил детство Келли.
«Дочка, остерегайся этой ловушки», – всегда говорила ее мать о любви и сексе. Келли вспомнила смущенное, пристыженное выражение на лице Сисси, когда она начинала разговор о подобных вещах, вспомнила ее затравленные глаза, в которых билась боль, обиженную складку губ. Вот что сделала с Сисси любовь – любовь и наркотическое опьянение сексом.
Именно то, что страстный поцелуй Зейна казался ей таким правильным и в то же время – огромной ошибкой, по-настоящему испугало Келли. Она моментально спустилась с вершин блаженства, падая в бездну смутного ужаса, который преследовал ее почти всю жизнь.
Одна ее половина желала броситься прочь от Зейна, другая же хотела остаться, продолжить борьбу и наказать его за то, что он пробудил в ней слишком бурные чувства. Казалось, реальность тускнеет и отдаляется от нее, но уже в следующий миг все снова стало ясным, понятным, холодным и лишенным малейших иллюзий.
Ее губы затвердели под его ищущим ртом, тело сжалось и застыло. Подняв руку, Келли толкнула его в грудь и отвернула лицо.
Он лишь чуть-чуть шевельнулся, как будто ее удар не был достаточно силен, чтобы отвлечь его внимание. Его губы оказались в нескольких дюймах от ее уха; Келли ощущала теплоту его дыхания. Он прошептал: