Тени надежд
Шрифт:
На скулах перса играли желваки, длинная кудрявая борода мелко подрагивала.
– Я вижу, тебе следует хорошо обдумать свое решение, досточтимый Мифрен, – сказал Птолемей, – позволь мне отбыть к своим людям, а твой ответ я стану ожидать завтра. Ты согласен?
Мифрен посмотрел на Фархада: тот поджал губы так, что рта не было видно меж усами и бородой. Казначей покачал головой, однако начальник гарнизона в первую руку отметил про себя бледность лица хранителя монет.
– Хорошо, – сказал, наконец, Мифрен, – я провожу тебя, почтенный Птолемей.
Когда они вышли из приемных покоев вдвоем, не считая сопровождающего стражника, Птолемей быстро спросил Мифрена.
– Я вижу, уважаемый, ты колеблешься. Полагаю, что ты способен рассуждать здраво и понимаешь, что в сложившейся ситуации, падение Сард – лишь вопрос времени. И весьма близкого. Однако боязнь возможного наказания в случае наших дальнейших неудач не позволяет тебе немедленно сложить оружие. Я прав?
Мифрен помолчал, но все же выдавил из себя:
– Ты благословлён богами, уважаемый, ибо способен видеть невысказанную истину.
– В таком случае я готов избавить тебя от душевных мук. Ситуацию легко представить к нашей взаимной выгоде таким образом, что комар носа не подточит. Посуди сам – вся Лидия охвачена безумием бунта против сатрапов царя царей. Оставленные тебе войска ненадежны. Ты, ежедневно опасающийся удара в спину от вероломных лидийцев, горящих желанием восстановить царство Креза, тем не менее, не бежал из города, а мужественно охранял казну и лишь предательство отдало тебя в руки македонян.
Птолемей понизил голос.
– Некоторые твои соратники, разделившие вместе с тобой верность царю, сражались до последнего, но пали в бою, ты же был оглушен и схвачен.
Мифрен кинул быстрый взгляд на Птолемея.
– Фархад – отчаянный храбрец, даром, что не воин, – кивнул Лагид с совершенно серьезным выражением лица.
– Могут быть и другие... – прошептал начальник гарнизона.
– Мало ли какую судьбу уготовят нам боги завтра.
Мифрен промолчал. Они дошли до внешних ворот Цитадели. Прощаясь, протянули обе руки друг к другу, сплели предплечья.
– Ты получишь мой ответ завтра, – сказал Мифрен.
Птолемей кивнул.
На следующий день он снова вкушал восхитительного фазана в покоях бывшего начальника гарнизона Сард.
Геродот называл этот город "жемчужиной Ионии". Многие века Милет соперничал с Эфесом за право первенства на восточном берегу Эгеиды и, несмотря на то, что северный собрат, по мнению многих, более заслуживал отличий гегемона эллинских полисов в Малой Азии, Милету боги уготовили не менее выдающуюся судьбу. Персы не слишком притесняли милетян, оставив им самоуправство и демократию, почти не вмешиваясь в полисные дела. Город избежал печальной участи Эфеса, сломленного силой, и процветал, не расточив жизни лучших своих граждан в кроваво подавляемых восстаниях. Эфесу пришлось долго восстанавливать пошатнувшееся могущества и, удобный для торговли почти со всей Ойкуменой, Милет обогнал соперника в деле приращения славы и богатства.
Не случайно эллины, желая именовать кого-либо баловнем судьбы, нередко называли его "милетянином".
Город лежал в южной части Латмийского залива на обширной треугольной косе, изрезанной удобными гаванями, защищенными от буйного нрава Посейдона Трагасайскими островами. Крупнейшем из них, Лада, имел очень удобную гавань, которая активно использовалась милетянами в дополнение к трем другим, расположенным непосредственно на косе.
Как раз гавань Лады в настоящее время была занята персидским флотом, который, зимуя в Милете, оставался вне досягаемости Антигона, огородившего город с южной стороны палисадом.
От большинства эллинских полисов Милет выгодно отличался правильностью застройки. Почти все его улицы пересекались друг с другом под прямым углом и не петляли непроходимыми лабиринтами – удобно развивать наступление в любом направлении. Только за стены войди.
В средней части косы жилые кварталы уступали место рынкам и общественным зданиям. Здесь больше открытых пространств, штурмующим проще разворачивать войска, а защитникам напротив – меньше возможностей, чтобы закрепиться. Именно поэтому основной удар Антигон нацелил сюда. На узком пятачке между морем и городскими стенами, в опасной близости от метательных орудий защитников, македоняне возводили три массивных осадных башни и два тарана. Зима препятствовала Мемнону разметать их десантом с моря – даже в глубине залива волны отличались изрядной высотой. Это обстоятельство мигом остужало горячие головы, советовавшие родосцу активно использовать флот. Автофрадат ограничился отправкой половины своих воинов на помощь карану Малой Азии, но кораблями рисковать не собирался.
Еще один таран и башню осаждающие возводили у южных ворот. Здесь работа двигалась не менее споро, что не позволяло Мемнону считать это направление отвлекающим.
Циклоп не имел флота, а Мемнон, обладая самой мощной морской силой в Эгеиде, оказался лишен возможности использовать ее. Единственная попытка разрушить македонские машины ударом с моря, едва не привела к потере нескольких триер. Тяжелые палинтоны, метающие каменные ядра весом в талант, на корабли установить персам не удалось, а более легкие машины не причиняли осаждающим существенного вреда. Качка не позволяла пристреляться, а зимняя сырость слабила волосяные канаты машин, снижая дальнобойность палинтонов. Первый же введенный в строй камнемет македонян, огромный, высотой в три человеческих роста, положил ядро у носа вражеской триеры столь метко, что персы поспешили ретироваться, едва не зачерпнув бортом при выполнении маневров. Ни одна из сухопутных вылазок, предпринятых Мемноном, так же не принесла успеха – македоняне чутко стерегли свои машины и охранение возле них состояло из отборных воинов. Никому из союзников Антигон это дело не доверил. За машины лично отвечал Пердикка и бдительность его была выше всяких похвал.
Союзники рассеялись по округе, освобождая от персов Карию и отсекая пути подхода возможных подкреплений из Галикарнаса, где укрепился перс Офонтопат. Этот вельможа по воле царя царей сделался наследником карийского тирана Пиксодара, женившись на его дочери. Пиксодар умер в прошлом году и теперь Офонтопат правил в Галикарнасе. Это обстоятельство ионийцев совсем не обрадовало, и перс не решался покинуть город со своими войсками, отдав его, тем самым эллинам, которые ножи точат за спиной. Он игнорировал призывы карана, который просил, вернее, требовал помощи весьма настойчиво. В каждом письме, отправляемом голубиной почтой, родосец напоминал о своих исключительных полномочиях и грозил новоявленному тирану гневом царя царей. Офонтопат находил тысячи причин, чтобы отложить свое выступление.
Союзников у Антигона теперь было в достатке: в числе великом к нему присоединялись граждане Эфеса, Смирны, Миунта и десятков других городов, городков и селений. Вначале настороженно – кипел людской котел на рыночных площадях, бурлил, клокотал, но через край варево не выплескивалось. Ждали люди. Опасались ставить все на человека малоизвестного, не царского рода. Циклоп представлялся им очередным авантюристом, предводителем наемников, каких немало. Да вот только ставка сатрапов битой оказалась. Не могли персы удержать Малую Азию и "очередной предводитель наемников" входил в города, как к себе домой. И все же сомневались люди. Не дал еще сражения Антигон. Не показал себя.