Тени прошлого
Шрифт:
— Ну, что командир, — грустно улыбнулся прапорщик.
Павел смолчал.
— Вот то-то и оно, — хмыкнул тот, и, кашлянув, пояснил, — они неделю кисли в бригаде, пока из Кабула не доставили цинки. Свои-то давно израсходовали. Вот и провоняли…
Павел и раньше слышал о «бардаке» тыловых службах 40 Армии. От знакомого начальника политотдела одной военно-строительной бригады, с которым пути пересекались еще в Германии, а недавно произошла случайная встреча на территории штаба 40 Армии, уже слышал о подобном. С его слов, в Хайратоне погиб их солдат. И нет, чтобы тело переправить прямо через мост на территорию СССР, а оттуда на родину, так нет, нельзя. Оказывается
Павел горько усмехнулся, вспомнив этот случай. Он притушил окурок, посмотрел на звезды и снова предался воспоминаниям…
… Уазик, или, как его называли афганцы, — «джип», — был без тента. Виктор расстался с ним после того, как попал под минометный обстрел, в результате которого уазик опрокинулся на бок. Если бы тогда тента не было, он выбрался бы сразу. А так…. Так он конечно, хотя и с трудом, но выбрался, правда, потеряв при этом почти все передние зубы…
Павел вспомнил, как тогда припекало…. В отличие от Кабульской долины, которая раскинулась довольно высоко в горах, Кандагарская лежит на равнинной местности. И бытующее у северных народов мнение, чем выше в горы, — тем жарче солнце, — ошибочно. На этой равнине, граничащей с огромной пустыней, солнце, как нигде, яркое и жгучее. Но есть здесь и удивительная особенность: Какой бы ни была высокой дневная температура, а в летнее время она доходит почти до плюс шестидесяти по Цельсию, дышится легко и свободно. И нет никакого парного удушья, как, например, в Джелалабадской долине, где в сочетании с высокой температурой и высокой влажностью, люди чувствуют себя словно в парной. Здесь, в Кандагарской долине, влажность почти нулевая…
По обе стороны шлагбаума, который поднял пожилой сорбоз, облокотившись на ограждение, с угрюмым видом стояли ожидавшие прибытия «пассажирских» рейсов афганцы. Ту же стояли покрытые толстым слоем пыли, видавшие виды тойеты, джипы, и раскрашенные яркими цветами, изображениями птиц и животных, грузовики, а попросту, — «бурбухайки». Около дукана, обыкновенного трехтонного металлического контейнера, приспособленного под торговую точку, поджав под себя ноги, на войлочной подстилке восседал белобородый старик — зеленщик. Справа и слева от него, прямо на потрескавшейся от жары земле, были разложены традиционные кандагарские гранаты, зеленый лук, свежие огурцы, помидоры и, непривычные для глаза советских военнослужащих, продолговатые арбузы. Отдельными кучками лежали гроздья винограда. Тут же лежал кишмиш.
Виктор притормозил, достал из «бардачка» целлофановый пакет и подошел к старику. Павел вышел следом.
— Надо зелени к ужину прикупить, — подмигнул Виктор улыбаясь. Прокуренные рыжеватые усы смешно приподнялись, делая его похожим на рыжего потасканного кота. Увидев такое сходство, Павел с трудом сдержал себя, чтобы не расхохотаться.
— Вассалам алейкум, ата, — приветствовал старика Виктор, прижимая правую руку к груди.
— Алейкум вассалам, алейкум вассалам сахиб, — почтительно склонил закутанную в чалму голову старик. — Что сахиб желает купить?
— Читурости, хубости, джурасти? (как здоровье, все ли хорошо в семье?)
— Джурасти, сахиб. (Все хорошо, господин).
— Ну и хорошо, ата. Дай, как всегда, зелени.
Старик допотопным безменом взвесил отобранную Виктором зелень и сложил ее в пакет.
— Паш, выбери арбуз, —
Когда все было уложено в машину, Виктор достал из кармана купюру в сто афгани, и протянул старику.
— Ташакор, сахиб. Ташакор, сахиб, — закивал старик грязно-серой чалмой, расправляя заскорузлыми руками денежную купюру.
В ответ Виктор приветственно махнул рукой, и уазик запылил по вьющейся между цветущими рядами гранатовой рощи грунтовой дороге.
Вилла, в которой Виктор проживал, располагалась во внешнем кольце охраняемой зоны аэродрома, вблизи одной из позиций зенитно-ракетной бригады.
Таких вилл, как эта, в гранатовой роще, было несколько. До революции они все принадлежали богатым афганским купцам, а сейчас в них проживали и советские военные советники, в основном авиаторы, и старшие афганские офицеры.
Для советских военных специалистов, волею судьбы оказавшихся в далеких краях, эти, построенные из стекла, бетона, мраморных плит сооружения, в двориках которых сверкали чистой изумрудной водой бассейны, были тогда несбыточным пределом мечтаний. Но, тем не менее, на данный момент, они в них проживали.
— Ну, вот, мы и дома, — словно издалека голос донесся голос Виктора.
Павел вспомнил, как в полудреме открыл глаза, и увидел, что уазик стоит рядом с обыкновенным шалашом. Шалаш служил для сорбозов царандоя (внутренние войска), чем-то вроде караульного помещения. В шалаше они отдыхали, и тут же рядом, на костре, готовили для себя пищу.
Солдат охраняющих виллу было четверо, и были они уже довольно солидного возраста. Такая же охрана была и на соседней вилле, — советника командира отдельной авиаэскадрильи, Леши Зотова.
Остальной коллектив военных советников 2-го Армейского корпуса правительственных войск, проживал в ооновском городке. Кто и почему городок прозвали ооновским, объяснить толком никто не мог. Возможно потому, что в нем когда-то проживали представители ООН.
От аэропорта городок был примерно в пятнадцати километрах, а от Кандагара, на окраине которого во дворце бывшего губернатора провинции, и располагался штаб корпуса, — около пяти километров.
Со слов аборигенов из числа военнослужащих корпуса, город был далеко не тот, что до войны. Он запущен. А о традиционной восточной оживленности на улицах и говорить нечего. В целом, этот древний город, конечно же, по-своему красив. В середине семидесятых его подвергли серьезной перестройке. Часть глухих старых улиц с полуразвалившимися саманными хижинами и лавками была снесена. В центре появились широкие проспекты, площади с разбитыми на них скверами и цветниками. Неоднократно страдавший от иноземных нашествий, город почти лишен архитектурных и исторических памятников. Из сооружений такого рода можно выделить, пожалуй, только мавзолей основателя афганского государства, Ахмад Шаха, в который, в самом смысле этого слова, упирается кипарисовая аллея. Вокруг мавзолея, в двенадцати усыпальницах погребены его сыновья. Стены гробниц покрыты искусно исполненной резьбой и инкрустацией.
За время пребывания в Афганистане, Павел только один раз посещал этот город. Было это в прошлый приезд. Сопровождал их тогда с Виктором бэтээр и дюжина сидевших на нем, до зубов вооруженных сорбозов. Павлу вспомнилось как они пробирались от лавки к лавке под палящим солнцем, заливавшим рынок. Бродя по рынку, они повсюду натыкались на подозрительные, настороженные лица. Нет, враждебности не было. Именно бросалась в глаза их подозрительность и настороженность.
И сравнивая эту древнюю столицу с Кабулом, предпочтение Павел отдал все же последнему…