Тени пустыни
Шрифт:
— Ладно, — мрачно хрипнул сардар, — стрелять незачем. Но кинжал у нас найдется, молокосос и вякнуть не успеет… А ты, царь шампуров и мангалки, — обратился он к Тюлегену, — ты хвастался: «Знаю все. Знаю, где открывается и закрывается». Иди открой! И смотри не оброни огня. Еще с вами тут крылья спалишь.
— Не смей, Тюлеген! — крикнул Зуфар. — Ты что? Собака? У тебя вместо души пар, что ли?
Но Тюлеген пропустил его слова мимо ушей и пошел. Тогда Зуфар вытащил из кармана куртки спички и закричал:
— Видали? Чиркну — и…
Сардар в ужасе отскочил. Он напряг все силы, чтобы удержаться на самом краю палубы. Так было скользко.
Но Зуфар плохо знал своих противников. Едва заметным движением Тюлеген толкнул его под локоть, и коробок, шаркнув по железу, полетел в реку.
— Ах, ты! — заревел Зуфар и вцепился Тюлегену в горло.
Хрипя, шашлычник едва слышно бормотал:
— Не убивай… Не виноват я! Бог на небе — ад внизу. Да тише ты! Я не сам, я же из–под палки… Видишь, у него сто револьверов… Не противься! Спасай башку, дурак. Спусти бензин в реку. Они боятся тракторов, машин. Ты им не нужен. Жизнь оставят, денег дадут. Покажи, где? Я отвинчу. Тебе ничего не будет…
Тюлеген вызывал жалость. Такой он был весь несчастный. Красивое лицо его исказилось. Он чуть не плакал, и это было омерзительно. Червяк какой–то.
— Питпиликаешь перепелочкой, а от самого шакалом несет. — Руки Зуфара невольно разжались, и шашлычник отпрянул.
Осторожно ставя на железо палубы ноги, подошел сардар. Заиндевевшие усы его прыгали.
— Шепчетесь! — прокряхтел он.
— Милость аллаха! — заблеял совсем по–бараньи Тюлеген. — Не сердитесь, господин Овез Гельды!.. Клянусь, я уговорил его… Он сделает… Клянусь, все сделает… Только отблагодарите его…
Сардар забрюзжал:
— Ну! Пять червонцев? Ну! Десять? Начинай.
Как сожалел Овез Гельды, что здесь, на проклятом железном каюке, он один, без своих удальцов. Не пришлось бы ему тогда зря слова тратить…
Решение у Зуфара созрело. Спокойствие вернулось к нему. Удивительное спокойствие.
— Ладно. Что с вами поделаешь, — сказал он почти равнодушно и туманно добавил: — Лови, паук, мух, пока тебе ног не оторвали.
Овез Гельды не понял про паука и мух. Он был вполне удовлетворен ответом Зуфара, но деньги доставать не торопился. Он вообще не хотел больше разговаривать. Ветер вернулся и хлестал с силой прямо по лицу, слепил. Овез Гельды даже не понял, что почти тут же сделал Зуфар. Не понял ничего и Тюлеген, а когда понял, было уже поздно.
— Вы хотите, чтобы я показал вам… — заговорил примирительно Зуфар. — Показал бы вам… Я покажу. Вот только уберем…
Он склонился всем телом над ящиком с песком и взялся за него руками.
Такие ящики обязательно стоят на баржах для перевозки горючего. В них держат песок на случай пожара. Хотя какой там может быть пожар на бензовозе. Если загорится, то даже и мгновения не останется на размышления. Но такие ящики с песком расставлены повсюду и на бензиновых баржах.
Бормоча: «Вот здесь… Вот вентель…», Зуфар поднял пудовый ящик и выплеснул песок в лицо сардару Овезу Гельды, прямо в широко открытые, изумленные его глаза…
С гортанным воем, нелепо взмахивая руками, бренча амуницией, сардар отпрянул. Он пятился, ничего не видя и не соображая, ноги его разъезжались по обледенелой палубе. Вдруг он поскользнулся, неуклюжим усилием удержался на ногах и, шаря одной рукой по поясу, а другой отчаянно протирая глаза, снова попятился. Он ничего не сказал. И это было страшно. Он искал рукоятку маузера, но не находил. Он сделал еще шаг назад, сорвался и исчез в бело–желтом вихре за бортом судна… Без крика, без возгласа. Точно его и не было. Даже всплеска не донеслось.
Завороженно смотрел Зуфар, не веря, не понимая, на то место, где только что стоял воинственный сардар, и ждал: вот–вот белая папаха высунется из–за железного борта. И тогда — Зуфар отлично понимал — он и пальцем не шевельнет, не сможет…
Но все так же крутился снег с песком и свистел в расчалках пронизывающий ветер. И ровно не было никакого сардара Овеза Гельды с его маузерами и винчестером, ровно никого не было. А река шуршала льдинками о железные бока баржи.
Жалобный, дрожащий голос привел Зуфара в себя. Стонал Тюлеген Поэт:
— Я сам! Не трогайте меня, товарищ Зуфар. Я сам…
«Ого, теперь ты вспомнил, что я товарищ».
Зуфар посмотрел на скорчившуюся перед ним жалкую фигуру. «Мокрый щенок», — подумал он.
Воинственный, увешанный оружием калтаман исчез, но оставался еще мокрый щенок — Тюлеген Поэт.
Грозного сардара погубило оружие. Зуфар знал: здесь глубоко. Если поставить большой бухарский минарет на дно, то и верхушка из воды не высунется. Калтамана цепко схватила в свои объятия Аму… Винчестер, патроны, револьверы… С таким грузом не выплывешь… Вода ледяная, течение быстрое. Но нет ли у Тюлегена оружия? Что это он присел, словно камышовый кот, готовый к прыжку? Ведь Тюлеген приплыл вместе с калтаманом.
Невольно Зуфар замахнулся пустым ящиком.
Тюлеген заскулил и рванулся в сторону кормы.
— Чего ты там бормочешь? Уж нет ли там, в твоей лодчонке, еще какого–нибудь сардара?
В два прыжка Зуфар настиг Тюлегена и схватил за шиворот.
— В небо плюнул, себе в морду попал! — цедил Зуфар, шаря по его халату.
— Нет, нет у меня оружия. Я мирный, я мирный. Я сам покину ваш великолепный корабль. Я сам… Уберите руки… Щекотно. У меня ничего нет…
— Полез безрогий баран в драку — без ушей остался.
Зуфар тряс хитроумного Тюлегена с азартом от радости одержанной победы, от счастья, что удалось избежать ужасной опасности. Он опьянел от возбуждения, и шашлычнику пришлось совсем плохо. Задыхаясь и чуть не плача, он сумел наконец вырваться и, оставив в руках Зуфара свою великолепную лисью шапку, перевалился через борт.
Штурман заглянул вниз. Крохотный челнок относило течением в сторону. Тюлеген отчаянно греб единственным веслом.
Размахнувшись посильнее, Зуфар швырнул вслед шапку. Он не удержался и крикнул вдогонку: