Тени стёртых душ
Шрифт:
— Один из самых влиятельных промышленников Японии посылает свою дочь учиться в университет Киото на факультете культурологии? — изящно изогнув бровь женщина, до сих пор лишь наблюдавшая за разговором, удивилась.
— И на бюджет, наверняка, благодаря отцу поступила, — заумно подытожила первая.
— Тут вы неправы, — усмехнулась та, — своими умом и амбициями.
— Вам-то откуда знать? — фыркнули со стороны.
— Мне было достаточно с ней пообщаться тет-а-тет, — хлопнула в ладоши и окинула всех строгим взглядом, — а теперь работаем-работаем, у нас еще достаточно дел, чтобы сидеть здесь
Грустно вздохнув, сплетницы вернулись к работе и решили оставить разговор о Люси на потом.
***
Небо до скрежета в сознании чистой голубизной светилось и завлекало взор в глубину своей бездонности. Летние солнечные лучи перезвоном сплелись между ветвей ядовито-зеленых деревьев, между прядями светлых волос, между пальцами бледной руки. Путались, щекоча кожу и глаза, заставляли Люси улыбаться и шагать чуть ли не вприпрыжку.
— Я так понимаю, можно тебя поздравить? — широко улыбаясь, произнесла Леви, наблюдавшая за всем этим.
— Поступила, бюджет, — остановившись перед подругой, произнесла Люси. — Ну что ж, одногруппница, приятно познакомиться! — звонко засмеялась и кинулась в объятия.
— Люси-и-и-и, — чувствуя крепкую хватку, захохотала, — это надо отметить.
— Так тому и быть, — ухмыльнулась Люси и потянула ту в сторону их излюбленного арт-кафе.
Она в душе будто плыла по течению, направление которому задавали легкие порывы прохладного ветра. Жара теплыми касаниями царапала легкие, хрипло отзываясь внутри прохожих чувством жажды. Бледное солнце приветливо смеялось в унисон Хартфилии, в унисон ее мечтам и достигнутым желаниям.
Люси впервые забыла о грызущем изнутри желании позвонить отцу и сказать «я скучаю». Знала, что первым ответит дворецкий, которого тот нанял незадолго до ее ухода из дома. Знала, что затем последует пару коротких — но таких мучительно длинных и режущих слух — гудков. Знала, что отец без приветствий задаст единственный вопрос, который открывал всю его сущность перед единственной дочерью.
«Как тебе живется без меня, Люси, счастлива?»..
«Нет, пап, не счастлива, — прокручивая в голове их возможный разговор, каждый раз мысленно отвечает она, — но это лучше моей прежней жизни».
Вот только никому она не позвонит — не осмелится.
Его голос — хоть и не по собственной воле — слишком грубый и сиплый. Как у курильщиков со стажем в десятки лет. Она боится этого тембра, до мурашек и сжатых ребер внутри, до скрежета зубов и звона в ушах. Казалось, при каждой ссоре ее сознание сжимали и оставляли биться в дрожи, насмехаясь над беспомощностью. Этот голос вырывал из груди самые жуткие страхи и опасения. Голос, ничего более.
Люси не могла признаться, что пугал ее совсем не голос, а его владелец.
Потому что она любила отца в детстве. А после смерти матери детство закончилось.
И, по-видимому, отец скончался вместе с Лейлой еще тогда, двенадцать лет назад.
Остался
***
Дверь с неприятным скрежетом пропустила мужчину в комнату. Люси боязливо отошла на шаг назад, сжимая тонкими пальцами дряблую дверную ручку.
— Значит, так теперь живет наследница моей корпорации? — тихо усмехнувшись и держа одну руку в кармане, прошелся он по скромно обставленному помещению. — Из князи в грязь, да, Люси?
— Отец, — попыталась она возразить, дернув плечом, — это всего лишь общежитие, не преувеличивай.
Грузно вдохнув пыльный воздух, Джуд взял в руки рамку с фотографией и хрипло спросил:
— Думаешь, мама была бы рада за тебя? — большим пальцем протер поверхность фото, где была изображена счастливая, смеющаяся и такая искрящаяся молодостью семья.
Их семья.
Неприятно колющее сознание чувство прошлого заставило Люси подойти к отцу и выхватить рамку, смело глядя в его глаза. Внутри полыхало пламя: замерзшее двенадцать лет назад и постоянно царапающее грудь изнутри.
— Ее здесь нет, — вздохнула и сипло добавила, опустив голову, — и никогда больше не будет.
— Ты не веришь в ангелов, так? — спокойно улыбнулся тот и закинул голову вверх. — А она ведь целыми днями тебе о них рассказывала.
***
— Крылья белые-белые, мягкие-мягкие, — заглядывая в восхищенные глаза дочери, эмоционально описывала Лейла.
— И летать умеют? — удивленно спросила пятилетняя Люси.
— Конечно же! — захохотала в ответ она. — А еще у тебя есть свой ангел-хранитель, он здесь, рядом.
Девочка любопытно оглянулась, но, никого не заметив, расстроено промолвила:
— Я никого не вижу.
— Он прячется, — ободряюще положила на голову малышки руку и улыбнулась, — просто ему нельзя показываться.
— А я ведь всего лишь хочу подружиться, — грустно выдохнула она и вмиг переключилась на мать, — ты же от меня никогда не будешь прятаться?
— Обещаю, — поцеловав дочь в лоб, Лейла открыла книгу со сказками и начала читать историю, переключая внимание ребенка.
***
Нервно сжав пальцы и закусив губу, она спрятала разбитый взгляд за растрепанной челкой и старалась сохранить спокойствие, хоть сердце и разрывали болезненные «обещаю».
— Не верю, — рвано бросила и закрыла глаза, — уже двенадцать лет не верю.
Нервно усмехнувшись, Джуд подошел к стулу, сел и устало с насмешкой бросил, засматриваясь в оконную панораму:
— Я пришел в последний раз.
Люси удивленно глянула на отца, задавая немой вопрос. Но ответа пришлось дожидаться еще пару минут, пока Джуд тонул в полотне, устланном слоем шершавых серых туч. Сырость неприятным ознобом ложилась на кожу, а воздух с шипением проносился сквозняками сквозь жилища людей. Погоде не было никакого дела до серьезных разговоров.