Тени стёртых душ
Шрифт:
***
— Ты меня ночью напугал, — чуть обиженно произнесла Венди, наливая сок в стакан.
— Опять лунатил? — угадывая спросил Игнил и продолжил жевать приготовленный дочерью завтрак.
— Забрался на мою кровать и стоял на ней, пока я не проснулась, — фыркнула она, взглянув на притихшего Нацу, который набил рот и старался игнорировать претензии со стороны сестры. — Папа, — вдруг она обратилась к Игнилу и вопросительно взглянула на него, — может, ему снотворное на ночь давать?
Нацу поперхнулся и посмотрел на задумавшегося отца.
—
— Еще чего, — пробурчал себе под нос, — не буду я эту дрянь пить.
Венди поставила пачку сока на стол, подошла к брату и обняла его сзади, положив голову на плечи.
— Тогда перестань быть таким легко внушаемым, братишка, — весело хмыкнула она, — ты ведь знаешь, что это проявляется от чувства тревоги.
— Но я не встр… — попытался он было оправдаться, но не успел.
— Мы все равно тебя любим, — поспешно его перебила и поцеловала в щеку, а затем выпустила из объятий и подошла к своему месту, рассмеявшись в голос, — но правда, перестань меня пугать.
***
Нацу безмолвно выдохнул и сжал челюсть, сдерживая в себе горечь, которая горела под ребрами, крошила их на мелкие кусочки и сминала комьями воздух.
— Фрид был твоим врачом с детства?
— С пятнадцати лет, если быть точным, — опустил голову. — В восемнадцать он все же прописал мне флуразепам, — процедил сквозь зубы, царапая сжатую ладонь своими пальцами.
— Лекарство не помогало? — наблюдая за реакцией Нацу, поинтересовалась она, прищурившись.
Он приоткрыл глаза и, смотря в пол, произнес:
— Помогало, — голос сквозил ледяным стоном, а глаза уже блестели под давлением слез, — но только поначалу, пока я его принимал.
— Ты не всегда… — догадалась она.
— С детства терпеть не мог какие-то пилюли, — почти прошипел он и прикусил губу.
Минутное молчание сипло отозвалось за окном чужим смехом и шумом автомобильных двигателей. За границей квартиры жизнь продолжалась, текла своим чередом, бурля звонким клокотом зимних улиц, сырого ветра и звездных фонарей. Ловя руками людские эмоции, мороз хитро смеялся в унисон с нищими попрошайками, которые грустно напевали песни о счастливом прошлом и не менее счастливом будущем.
— И почему-то за это поплатился совсем не я, — его голос дрогнул, сорвавшись в тихий всхлип.
Зарывшись руками в спутавшиеся пряди, он чуть махнул головой.
— Мне было двадцать, — хрипло, еле слышно прошептал он, — и накануне я повздорил с отцом из-за того, что… — нервно хохотнул. — Из-за того, что захотел бросить учебу и слетать с друзьями на месяц в Италию. Отец куда-то ушел,— резко выдохнул, не сдержав одну слезу, — а Венди задали в школе какой-то проект, поэтому она не спала всю ночь, что-то рисуя, вырезая, склеивая и раскрашивая, — замер и вдруг шикнул на самого себя, — а я был чересчур встревожен и лег спать пораньше.
***
Пальцы неприятно
Это была чья-то кровь.
— Б-брат-тик, — слева послышалось тяжелое срываемое дыхание, заставляющее всю кожу покрыться противным холодом, — т-ты проснулс-ся?
Нацу медленно повернул голову и вмиг оцепенел — рядом лежала до ужаса бледная Венди. Одежда была пропитана кровью, а одна ее рука слабо сжимала запястье брата, дыхание становилось все въедливее и громче.
— Венди! — по щекам уже текли слезы, а свободной рукой он искал телефон, который обычно оставлял на тумбочке возле кровати.
Но мобильного рядом не было, как, впрочем, и тумбочки. Он вообще находился не в своей комнате. Рядом лежали только испачканные в крови канцелярские ножницы.
— Что произошло? — сипло дрожащим голосом спросил он, повернувшись к сестре и сминая ее в охапку, в надежде найти рану.
— Больно, — выдохнула она и закашляла кровью, пачкая его майку.
— Держись, — только и смог прошептать он, чуть ослабляя хватку, — прошу, только держись.
— Не вин-ни с-себ… — захлебываясь, произнесла она.
Нацу не знал, что делать, что ответить, что спросить.
Нацу не знал, как можно помочь собственной сестре.
Нацу ничего не знал.
И это незнание резало не хуже острейших лезвий, насмехалось над беспомощными и заставляло склонить голову над своими потерями и выть, глотая собственные слезы, крики и всхлипы. Оно наслаждалось человеческой слабостью, с трепетом слушало очередные вздохи, охрипшие голоса, со смехом читало о сломавшихся судьбах и сгоревших душах.
***
— Она умерла у меня на руках, — уже не сдерживая слез, просипел Нацу, — на руках собственного убийцы.
Люси молчала и смотрела сквозь оконное стекло, молча дыша и ощущая влагу на щеках. Ловила взглядом на посеревшем небе облака, которые плыли по течению ветра и переговаривались между собой, обсуждая, возможно, человеческую ничтожность.
«Ты не убийца», — хотелось сорваться с языка, но голос пропал.
Сломался, будто тот двадцатилетний Нацу из прошлого.
— Я долго не мог прийти в себя, — отдышавшись, произнес он, — сидел в обнимку с Венди, надеялся, что вот-вот она рассмеется и скажет, что все это была шутка… — грузно выдохнул. — Но ни через минуту, ни через пять, двадцать минут так и не задышала, — вытер тыльной стороной ладони одну щеку, — а потом вернулся Игнил.
***
— Ты ни в чем не виноват! — пощечина отрезвляюще пробила затуманенный разум.
— Я ее убил! — громко воскликнул Нацу, приподнимаясь на коленях и прижимая Венди к себе.