Тени убийства
Шрифт:
— Гм… Бойцовый петух и Хорек.
Пирс чуть не подавился от смеха.
— Хоть немножечко развеселитесь, — удовлетворенно заключил Прескотт.
— Очень утешительно, Стив, — кивнул Пирс. — Спасибо, что просветил.
Интересно, не будет ли нарушением субординации, если передать сообщение Маркби. Придется признать с глубоким сожалением, что, безусловно, будет.
Глава 21
День выдался очень теплый. Тепло накапливалось в усадьбе Форуэйз, его поглощали и излучали высокие каменные стены, ограждавшие участок, окружающие постройки, сам дом. Старая усадьба погружена в сон в тенях горчичного цвета на фоне деревьев и холмистых полей. Над ней неподвижно зависли пушистые белые облачка, свидетельствуя об отсутствии ветра. Такое впечатление, будто видишь картину маслом. Все настоящее и одновременно абсолютно нереальное.
Минкин с Хейесом остановились сразу за воротами у зубчатой тисовой изгороди, молча озираясь вокруг, как бы охваченные благоговейным восторгом.
Хейес опомнился первым.
— Неплохо быть деревенским копом, а? Разъезжаешь по полям и лугам, время от времени сворачиваешь в такое местечко… стучишь в высокие двери, заходишь, выходишь — все на месте, шины не проколоты…
— Этот самый Бамфорд больше, чем я думал. — Минкин оценивающе прищурился на дом. — Наверняка есть свои пьяницы, наркоманы и хулиганы.
— Дилетанты, — презрительно отозвался Хейес о бамфордских преступниках. — Попробовали бы здешние сыщики столкнуться с настоящим делом.
Минкин обратил внимание на тисовую изгородь:
— Кропотливая работа. Что скажешь о старике? Думаешь, не врет?
Хейес передернул плечами:
— Если бы я нашел бутылку с мышьяком, то не сунул бы обратно на полку и не позабыл бы. Хотя, может, когда здесь живешь, ни о чем особенно не думаешь. Все дни похожи один на другой. Люди расслабляются. Ему ведь покойный не нравился, правда?
— Похоже, никому не нравился.
— Поговорим со старушками?
— Не сегодня. Пока хочу составить общее представление. Найдем садовый домик, конюшню и пойдем оттуда. Завтра займемся хозяйками.
При упоминании о хозяйках усадьбы Хейес переключил внимание на дом:
— Странноватый вид, правда? Вроде декорации к фильму ужасов: все такое причудливое, стрельчатые окна, как в церкви… а что это там за башня торчит?..
— Чудачество, — высказал свое мнение Минкин. — Так делали в старые времена, когда были деньги, которые можно потратить. Устраивали всякие средневековые штучки.
— Сколько все это может стоить?
— Достаточно для убийства, — кратко заключил Минкин. — Пошли.
Хейес вытащил из смятой пачки сигарету, прикурил. Они шагали рядом в молчании. Методично обошли участок по периметру, потом разбили на секторы. Отыскали садовую сторожку, порылись в содержимом.
— Порядок? — спросил Минкин.
— Порядок, — кивнул Хейес. — Если кто-нибудь не задумал изготовить бомбу. Видишь вон те мешки с удобрениями?..
Направились к конюшням. В старой седельной обнаружили следы деятельности Рона, походную печку и котелок, кружку, банку с кофе, свернутый номер сегодняшней газеты.
— Уютно устроился, — заметил Хейес. — Интересно, что его тут держит?
Минкин сел на скамью.
— Известно, что садовник нашел мышьяк. Неизвестно, когда он исчез. Сторожка не заперта. Любой мог зайти. — Он принялся загибать сильные пальцы. — Известно, что там был Гладстон. Могла зайти одна из хозяек. Мог зайти покойный, если на то пошло. Потом та самая миссис Пейнтер. Вполне могла заглянуть в поисках садовника. Две другие женщины, Джулиет Пейнтер и Мередит Митчелл, тоже могли побывать. Ворот в ограде нет. Любой прохожий мог проникнуть, посмотреть, что тут можно украсть.
— Число подозреваемых чертовски сокращается, — саркастически заключил Хейес.
— Вот именно, — усмехнулся Минкин и уткнулся в стену затылком, окидывая взглядом седельную, отмечая торчащие из стен колышки для сбруи. — Да, — тихо повторил он. — За такую усадьбу можно пойти на убийство.
Снаружи послышались шаркающие шаги. Детективы переглянулись. Хейес растоптал на полу сигарету, носком ботинка затоптал в пыль окурок.
— Кто там? — спросил неуверенный старческий голос.
— Все порядке, мадам! — крикнул в ответ Минкин. — Полиция.
Дверь седельной скрипнула, в проеме появилась Дамарис Оукли в шляпе покойного отца — желтоватой панаме — и старомодном холщовом платье с отрезной талией. На ногах сильно поношенные матерчатые туфли с дырками на косточках.
— По-моему, — возмущенно сказала она, — я вас не знаю.
Минкин предъявил удостоверение и представил инспектора.
— Мы приехали из Лондона, мадам, оказать помощь следствию.
— Ах да, конечно. Алан предупреждал о вашем приезде. Зачем вы здесь? — Она внимательно изучила документ и вернула. — Я Дамарис Оукли.
— Просто осматриваемся, мисс Оукли.
— Местные полицейские уже все осматривали, — сообщила Дамарис. — Желаете поговорить со мной или с сестрой? Сестра сейчас спит. Все это сильно ее утомило.
— В данный момент мы ни вас, ни ее беспокоить не станем, — сказал Минкин. — Завтра зайдем, когда с деталями ознакомимся. Мы с инспектором только сегодня приехали.
Дамарис взглянула на них:
— Не поймите превратно, но я не понимаю, зачем вам надо было приезжать из Лондона.
— Мы не задаем вопрос «зачем», — смиренно ответил Минкин и получил в ответ пристальный взгляд хозяйки усадьбы.
— Верно. Хотя я твердо верю, что больше никто не умрет.
Лондонцы ошеломленно вытаращили на нее глаза.
— Еще кто-то должен умереть? — вымолвил Минкин.
— Нет, конечно. Я не ожидаю, — сурово сказала Дамарис. — Просто вспомнила стих, который вы процитировали. «Вопрос „зачем“ не задавай, иди вперед иль умирай». «Атака легкой кавалерии». Мой отец очень любил цитировать Теннисона. [14] — Она помолчала и задумчиво проговорила:
— Теперь ясно, что я не понимала смысла, читая его в юности. Кто-то ведь должен спросить «зачем», правда? «Иди вперед и умирай» никому не поможет. Будем ждать встречи с вами, суперинтендент.
14
Теннисон, Альфред (1809–1892) — английский придворный поэт, описавший в упомянутом произведении гибель английской легкой кавалерии во время Крымской войны в 1854 году из-за разногласий между представителями командования.