Тени в раю
Шрифт:
Андрюша довольно заметил, выплевывая слова, как изжеванную резинку:
– После моего удара он еще долго проваляется в отключке – это я тебе обещаю.
Недоверчиво покачав головой, Алик ткнул меня пистолетом в живот и, получив в ответ стенающее «уу-у», более спокойно заметил:
– Между прочим, он сегодня двоих укокошил. Ну, один, понятно, – сам, дурак, залез под колеса; а вот Пупку на моих глазах проломил череп. И не какой-то там пепельницей, а простым кулаком.
Самоуверенный Андрюша изо всех сил изображал голливудского героя, но на всякий случай отодвинулся от меня подальше,
Шрам же, вопреки собственным недавним угрозам, засунул пистолет за пояс брюк и произнес тоном, не терпящим возражения:
– Поднимись наверх и принеси какую-нибудь веревку, чтобы можно было упаковать этого буйвола. А длинный-то какой! Тяжело нести будет.
Уже поднимаясь по скрипучим ступенькам, телохранитель обернулся, спросив:
– А мне за это доплатят? Ведь мы договаривались только насчет девчонки, про мокруху разговора не было.
Широко улыбнувшись, Шрам возразил:
– Так ведь и за похищение тебя не ждет путевка в Диснейленд, а будешь торговаться, как майданный барыга, – сдадим тебя со всеми потрохами. Так что топай, топай, Андрюша. – Прозвучавшее в устах Алика имя отдавало затхлой плесенью и откровенным пренебрежением, но, почувствовав в настроении подельника скрытую обиду, говорящий ободрительно закончил: – Топай-топай, получишь ты свою премию – ты ее уже заслужил.
Андрей побежал наверх. А уродливая харя лысого монстра склонилась надо мной, собираясь перевернуть мое тело на бок.
Открыв глаза, я выразительно уставился на Алика и вежливо произнес, вложив в слова как можно больше учтивости:
– Прошу не кантовать. Я хоть и не хрустальный, но и во мне есть легкоранимые точки – душа, например.
По-видимому, вспомнив мое колено, лысый ужаснулся и заорал благим матом, оглашая замкнутое пространство сырого подвала истошными воплями:
– Помогите! Андрей! На помощь…
Я не люблю, когда мне в ухо так дико орут, поэтому пришлось выключить звук, а вместе с ним и сам его источник. Мгновенно выдернув из-за пояса кричавшего ребристую рукоятку пистолета, я заткнул стволом широко разинутую пасть, попутно выбив парочку лишних зубов.
Теплая кровь, хлынувшая из разбитого рта, закапала на вороненую сталь, стекая липкой жижей на крепко сжатую ладонь правой руки. Алик был косой от природы, но теперь косоглазие приобрело прямо-таки катастрофические формы – сведенные вместе зрачки почти касались друг друга, пялясь на изогнутую скобу спускового крючка в жарких объятиях указательного пальца.
Меня же просто распирало от крутости, поэтому я был ласков и обходителен с онемевшим противником.
– Никак перепугался? Что это с тобой, да на тебе лица нет? – Я ни капельки не покривил душой: его действительно не было – мало того, что природа-мать обделила несчастного красотой, так еще и последние остатки роскоши стерлись о мою коленную чашечку. – Ты, дружище, береги себя, ведь нервные клетки не восстанавливаются: пей парное молоко и кушай больше витаминов.
Наконец мне надоел этот цирк, и я закончил представление одним точным ударом за ухо. Я вытер слюнявый ствол об одежду жертвы и направился к ступенькам, предварительно дослав патрон в патронник, обхватив ребристую рукоятку обеими ладонями.
Инна не отставала от меня ни на шаг, выглядывая из-за спины и устремляя свой взор туда же, куда и я, – в направлении откинутого люка.
Глава 5
Сколько мы ни всматривались, сколько ни вслушивались – ответом нам была полная тишина. Похоже, что Андрей просто-напросто сбежал.
Шагнув на первую ступеньку, я внутренне похолодел от пронзительного скрипа, который, как мне казалось, слышен был даже за километр от заплесневелого, пахнущего хлоркой и мышами подвала. Осторожно ступая и выставив перед собой пистолет, я поднялся наверх.
Резко вынырнув, я вновь втянул голову обратно, ожидая, что матерый враг тотчас же разразится беспорядочной стрельбой, но ничего такого не произошло. Ответом была абсолютная тишина, нарушаемая громким биением моего сердца.
Собравшись с духом, я сгруппировался, как сжатая пружина, и выбросил собственное тело на окрашенные доски деревянного пола, при этом кувыркаясь почище любого гимнаста или циркового акробата. Во время этих головокружительных кульбитов мое зрение цепко выхватило ссутулившуюся фигуру, уютно примостившуюся в дверном проеме, – указательный палец автоматически нажал на спусковой крючок, посылая в неприятеля три свистящие пули.
В мгновение ока я оказался рядом с медленно завалившимся на бок силуэтом и произвел обязательный контрольный выстрел.
У моих ног валялась старая вешалка, а через ватную телогрейку можно было промывать макароны. Три вертикальных отверстия почти налезали друг на друга в районе предполагаемого сердца, а четвертый заряд пригвоздил к полу сальный воротник.
Только теперь я смог как следует осмотреться и осмыслить происходящее.
Домик был старый и ветхий. Облупившаяся на стенах штукатурка открывала любопытному взору подгнившие бревна времен Русско-турецких войн, а провисший потолок рисковал в любую минуту обрушиться.
Вернувшись к подвальному люку, я тихонько позвал девушку, сказав:
– Выходи, всех врагов я перестрелял.
Карабкаясь по крутой лестнице, Инна пугливо озиралась по сторонам в поисках кровавых трупов, но ничего, разумеется, не обнаружила.
Ее личико озарила робкая улыбка, и она тихо спросила:
– Пошутил, да?
Вместо ответа я отстранил девушку от темного проема и захлопнул крышку.
Жаль, что под рукой не было свежего бетона или гипса – я бы с огромным удовольствием замуровал в подполе лысого мерзкого красавчика. Но пришлось ограничиться навесным амбарным замком.
– Пошли. – Я спокойно взял Инну за руку и увлек к выходу.
Темная ночь обдала нас теплым ветерком с моря. Вокруг мирно спали сельские домики.
Оказавшись за воротами, я обнаружил узенькую улочку, ведущую в двух направлениях – направо и налево. Выбор, понятно, был небогатый, и мы зашагали наобум к мерцающему вдали фонарному столбу. Когда наши стопы коснулись мягкого асфальта, я заметил прямоугольный указатель, гласивший, что мы на симферопольской трассе, а поселок, из которого нам удалось благополучно выбраться, имеет гордое название «Пионерский».