Тени в раю
Шрифт:
Сбрасывая на ходу испорченные вещи, я прошагал в спальню и замер у порога от неожиданно представшего зрелища: запрокинув голову на мягких подушках, вдоль широкой кровати возлежала рыжеволосая Настя; ее поза вполне могла сойти за позу спящей красавицы, если бы не одна малоприятная деталь – загорелое горло было прочерчено кровавой полосой от уха до уха.
Несчастная девушка просто утопала в луже запекшейся крови, уставившись остекленевшими глазами в побеленный потолок.
Я почти услышал скрип собственных мозгов и шевеление волос на коротко стриженной голове. Стараясь не оставлять лишних отпечатков – хотя их и без того хватило бы на десять мертвых шлюх, – я прокрался к гардеробу, схватил с полки старые джинсы, чистую майку и вышел, плотно прикрыв за собой дверь.
Спустя пару минут моя фигура возникла на пороге кораблевского кабинета – войдя в комнату, я без приглашения уселся на крышку письменного стола и сказал, обращаясь к потенциальному тестю:
– Вы уже связались с угрозыском?
Анатолий Иванович кивнул, неодобрительно уставившись на меня. Ему явно не нравилась моя развязная поза. Но я сделал вид, что не замечаю его осуждающего взгляда.
– Что вам сказали? – задал я еще один вопрос.
Слегка помедлив, Кораблев на редкость устало ответил:
– Я разговаривал с Прелясковским. Он обещал задействовать все возможные резервы, но, по-моему, их нисколько не трогают похищенные деньги, раз Инна нашлась. Скорее всего дело спустят на тормозах.
– Но вокзалы и аэропорты, надеюсь, перекрыты? – предположил я.
Коммерсант, неопределенно пожав плечами, сказал:
– Наверное. Артур Викторович говорил, что они его найдут, живого или мертвого…
– Скорее мертвого, – тихо протянул я.
И тут в памяти всплыло имя, произнесенное покойной Настей. Она говорила что-то насчет Артика… Может быть, имелся в виду Артур?
Тогда все становилось на свои места: и абсолютное отсутствие милицейской активности (ведь такого рода происшествия случаются не каждый день, а дополнительных пикетов на дорогах не было), и неожиданный визит опера в мою конуру, и голос…
Точно – голос, который я силился вспомнить в заточении, принадлежал Прелясковскому; как же я раньше не додумался. Все так красиво укладывалось в мозаику, все расставлялось по местам.
– Анатолий Иванович, – произнес я, – вас не затруднит еще раз связаться с капитаном, чтобы сообщить ему о мелком происшествии?
– Нет, – ответил собеседник и спросил: – А что случилось?
– Да ерунда, в общем-то. Просто в моей кровати лежит труп девушки с перерезанным горлом.
Кораблев изменился в лице: по бледной коже побежали красные пятна, а глаза выкатились, как у копченого осетра, буквально испепеляя меня. Наконец он совладал с собой и спросил:
– Кто она… эта девушка?
Я нелепо зашаркал ножкой, стараясь немного сгладить произведенный эффект, и сказал:
– Свидетельницу помните? – Я дождался, пока он кивнет, и продолжил: – Ну вот, ее и убили.
Прежде чем к впечатлительному бизнесмену вернулся дар речи, я успел подойти к телефону и набрать один московский номер, здраво рассудив, что коль скоро он готов расстаться с двумястами штуками баксов, то не обеднеет от одного междугороднего звонка.
Трубка долго молчала, а затем разразилась длинными, протяжными гудками; наконец на том конце провода ответил заспанный бас полковника Ремизова:
– Слушаю.
– Это я, Гром!
– Какой еще Гром? – переспросила трубка. – Вы куда звоните?
– Как погодка в Москве? Снега не ожидается? Помните, когда мы с вами в сентябре были в Афганистане, там как раз снег выпал…
На этот раз в динамике воцарилась тишина, после чего разбуженный человек невнятно забормотал:
– Это… Ты, Громов, что ли? – наконец-то догадался мой бывший командир и радушно произнес, сменив гнев на милость: – Какими судьбами? У тебя все в порядке?
Приходилось придерживаться строгой конспирации, чтобы в душу стоящего рядом Кораблева не закралось зерно сомнений, поэтому я отчетливо проговорил, крепче прижимая трубку к уху:
– Вот я и звоню, чтобы пригласить вас в гости… Когда ждать? Рыбка скоро на нерест пойдет…
Анатолий Иванович, окончательно справившись со своими переживаниями, внимательно прислушивался к разговору. Услышав же откровенную ахинею, сказал:
– Ты что, какой нерест? Середина лета, а он про нерест толкует – тоже мне рыбак.
Пропустив мимо ушей поучительную тираду хозяина поместья, я внимательно вслушивался в слова, сказанные за тысячу верст отсюда, – собеседник вещал:
– Не можешь говорить, да?
– Тут мне подсказывают, что рыба-то есть, но вот на икорку надежды никакой, – отозвался я.
Мой бывший шеф все быстрее и быстрее начинал соображать.
– Ясно, у тебя серьезные проблемы, а над душой кто-то стоит. Какого рода неприятности? – спросила трубка.
Я неловко переминался с ноги на ногу, подбирая нужные слова, наконец ответил:
– Если мне не изменяет память, то в свое время Сент-Экзюпери, кажется, сказал: «Мы в ответе за тех, кого приручили». И вообще мы ведь одной группы крови… Правда?
В московской квартире произошла небольшая заминка – мой собеседник то ли закурил, то ли просто задумался, озадаченный последней фразой.
Пауза длилась долго – где-то около минуты, и я уже грешным делом подумал, не заснул ли часом собеседник, но мои сомнения тут же развеялись, когда раздался рокочущий басок:
– Понял, ты имеешь в виду братьев наших меньших, то есть ментов. Я правильно понимаю?
– Вот-вот, и я об этом. Так когда ждать? – Меня так и подмывало выложить все начистоту, но не зря говорят, что простота хуже воровства, поэтому надо было валять ваньку до конца. – Запиши на всякий случай телефончик.