Тени в раю
Шрифт:
Ко второму пришлось обратиться более учтиво:
– Милый Вася, – полюбовно начал я, – если ты хочешь сохранить здоровье, то попытайся не делать резких движений. В противном случае дядя очень рассердится и отшлепает тебя по… нет, не по попке, а по почечкам, причем не тоненьким ремешочком, а вот этим каблучком. – Кожаная подошва замерла перед его бульбастым носом, демонстрируя остроту и прочность вышеупомянутого каблука.
Улыбчивый, ставший к тому времени не менее мрачным, чем его горемычный товарищ, лишь злобно скрипнул
В относительном покое мы провели несколько часов. Утро на улице, день ли, а может, темная ночь? – я не знал, потому что вместо привычных стекол под решеткой был вставлен кусок фанеры.
Пока я так размышлял, скрипнули металлические засовы, и на пороге камеры возникла фигура очень представительного мужчины лет пятидесяти в форме работника прокуратуры.
Робко войдя в угрюмый каземат, посетитель представился:
– Фролов, помощник городского прокурора. Говорят, что вы хотели меня видеть?
Признаться по правде, я не хотел видеть никого в данный момент, кроме Ремизова, но пришлось довольствоваться тем малым, которое предлагала мне пенитенциарная система.
Не покидая темного угла камеры, я заговорил:
– Вообще-то мне обещали прокурора Крыма, но раз вы пришли, то я согласен с вами побеседовать. Во-первых, я хочу, чтобы на капитана уголовного розыска Прелясковского было заведено уголовное дело по обвинению в вымогательстве, злоупотреблении служебным положением, организации похищения гражданки Кораблевой Инны Анатольевны и совершении преднамеренного убийства…
Фролов многозначительно вскинул брови и спросил несколько недоверчивым тоном:
– Вы можете доказать ваши обвинения?
Мне пришлось серьезно задуматься на несколько секунд – ведь я действительно не мог ничего доказать. Вслух же я произнес:
– Мне остается только свидетельствовать, а доказательства – это уже по части следствия.
– Я вижу, что вы ориентируетесь в законах, – проговорил собеседник, – что, приходилось отбывать наказания?
– Настолько хорошо ориентируюсь, что даже понимаю всю незаконность действий следователя Рогожина, который отказал мне в адвокате, аргументировав это тем, что моя вина будет доказана полностью, а правозащитник – всего лишь ненужная формальность, которая сэкономит мне нервы, время и деньги.
Прокурорский чин не знал, что мне сказать, поэтому задумчиво почесал плешивый затылок, состроив при этом гримасу древнегреческого философа.
Я же продолжил:
– Между прочим, в багажнике кораблевской «Тойоты» находится труп бывшего телохранителя бизнесмена. Убил его не кто иной, как Прелясковский, заметая следы своей преступной деятельности.
– Хорошо, – наконец нашелся работник прокуратуры, – в этом мы как-нибудь сами разберемся, но вы должны отпустить заложников и добровольно отправиться в камеру. В противном случае я ничего не смогу для вас сделать.
Убаюканный мерным, таким убедительным говорком Фролова, я едва не поплатился за это жизнью. В маленьком окошке мелькнул вороненый ствол пистолета Макарова. Грянул оглушительный выстрел. Но в последний момент мне удалось отскочить в сторону, прикрывшись телом обезумевшего помощника прокурора, – мои пальцы прижимали к его горлу лезвие перочинного ножа.
– Прекратить! Прекратить! – дико заверещал он, затрепетав в моих руках, как пойманная форель. – Немедленно!
Пальба прекратилась. Едкий запах пороховых газов наполнил камеру, неприятно защекотав ноздри.
Ко мне вернулось прежнее самообладание, и я заговорил в самое ухо заложника:
– Пусть уберут отсюда этих идиотов, а вы останетесь со мной.
Мой приказ был исполнен. Суетливые тюремщики проворно выносили из камеры покалеченных монстров, стараясь не раздражать меня понапрасну.
Когда наконец-то захлопнулась тяжелая дверь, я услышал, как гость угрюмого каземата скуляще запричитал:
– Слушай, зачем тебе добавлять срок? Отпусти меня, а я обещаю рассмотреть все изложенные факты и принять соответствующие меры.
– Мне ваши меры, как барану аспирин, когда из него жарят шашлык, – пробурчал я и добавил: – Между прочим, Рогожин обещал мне «вышку».
Прокурор нервно крутанул головой и испуганно произнес:
– Он дебил! Можешь поверить моему слову – максимум, что тебе дадут, – это десять-двенадцать лет.
– Ладно, – устало вымолвил я, – доживем до завтра. Между прочим, который час?
– Половина восьмого, а что?
Я же переспросил:
– Утра или вечера?
Собеседник вяло пожал плечами и безразлично отозвался:
– Естественно, утра.
Пристроившись на жестком полу, я гостеприимно пригласил посетителя присесть рядышком.
Когда он, кряхтя и отдуваясь, уселся на холодный цемент, я миролюбиво заговорил:
– Не знаю почему, но ялтинские менты мне не нравятся. Вот взять хотя бы Прелясковского – сволочь чистой воды. Сошелся с преступниками и похитил милую девушку, вытребовав у несчастного папаши двести тысяч долларов.
Фролов тупо уставился на меня, спросив:
– Откуда ты это знаешь?
Поскольку времени у нас было предостаточно, я охотно поведал невольному сокамернику историю последних дней, опуская лишь имя сексапильной Жанны, чтобы не втягивать ее в эту историю.
– Если все на самом деле так, как ты мне рассказал, тогда можно будет снять с тебя обвинение. – Выдержав короткую паузу, собеседник продолжил: – Если, конечно, ты не усугубишь свою вину моим похищением…
Пришлось перебить раздобрившегося оратора; положив ладонь на его плечо, я сказал:
– Не волнуйся, прокурор, все будет нормально. Но если ваши архаровцы решатся брать камеру штурмом, придется тебя зарезать.