Тени войны
Шрифт:
Алкаи снова умолк и замер в ожидании, когда его спросят еще. Наконец голос из ниоткуда снова зазвучал:
— А скажи, старший жрец, как часто тебе приходилось слышать о людях с заросшим лицом?
— Никогда, божественные.
— И ты не знаешь, откуда взялся этот человек? Как его зовут?
— Я точно не помню, великие посланцы. — Алкаи наморщил лоб и стал вспоминать. — Дотти… Нет, Дорти, нет, не Дорти… Вспомнил! Его зовут Морри! Мне докладывали. Великий Ахха так и сказал: «Иди, Морри, ты ведешь себя строптиво, но я по своей милости оставляю тебе жизнь раба, хотя вполне мог лишить тебя головы». — Алкаи еще не договорил, а ультрамариновые изображения уже начали меркнуть.
Посланцы
38
Морис валялся на холодном сыром полу в подвале, и впервые за столько времени его мысли были далеко от этого города и этой планеты. Впервые он ощутил себя не существом, пытающимся выжить во что бы то ни стало, а чужаком, пришельцем из иного мира. Где-то в глубине души Морис чувствовал зарождающийся протест и жалость к самому себе. «Кто уничтожил тысячи людей и корабли? Кто сделал меня беспомощным затравленным зверем? А где Алекс? Симпатяга, умница и хороший друг? Нет его, он остался лежать в этой земле. А Тим, румяный, добрый парень? И его теперь нет. А толстый Порк? Где они, Морис Лист, ты знаешь? Кто отомстит за них, если не ты? Не время пускать слюни, парень, ты слишком много потерял, чтобы плакать. И ты потерял достаточно, чтобы заставить плакать своих врагов. Слишком большой счет у тебя, Лист, к неизвестному врагу. Умереть легко, но кто предъявит этот счет к оплате? Только ты сам, Лист. Ты давал присягу на верность нации. Помни о долге…»
По ногам его бегали здоровенные насекомые, но Морис уже не обращал на них внимания. Он был полностью во власти своих мыслей.
«Помни о долге, Морис! Помни! Пора прекратить дурацкие фокусы. Ударить императора — что может быть глупее? Они же могли прирезать тебя на месте… Ты ускользнул от чар Юдит, но попался на лесной дикарке. Ну разве это не смешно?» Узник со злостью отшвырнул какое-то особенно упорное насекомое, которое нахально пыталось забраться ему в рот.
Тварь ударилась о дальнюю стену и затихла. Морис вздохнул, и в его голове продолжился парад невеселых мыслей. «Надо выбираться из этой ситуации, но как? С этой девчонкой покончено. Я ее уже забыл». После того как эта мысль появилась в мозгу, сердце Мориса сладко екнуло. Из темноты возникли такие преданные, красивые глаза. Узник как будто почувствовал прикосновение теплых ласковых рук. На губах появился вкус поцелуя.
— Нет!!! Нет и нет! — заорал очнувшийся Морис и изо всей силы ударил по полу кулаком.
Внутренности «сороконожек» брызнули во все стороны.
— Я сказал, нет… — сквозь зубы процедил Морис уже тише, судорожно сглатывая и пытаясь избавиться от спазмов, сдавивших горло. — Все, я успокоился… — уговаривал он себя. — И когда я выйду отсюда, я стану прежним Морисом Листом. Трезвым и рассудительным, хладнокровным и беспощадным.
Вверху что-то зашуршало, и вместе с посыпавшейся на голову трухой в темноту подземелья проник тусклый свет угольного фонаря. В проеме узкого люка показалось несколько лысых голов.
— Выбирайся, голубчик! Пришел твой час вступить в общество избранных! Вот тебе дорога к счастью! — ехидно прогнусавил какой-то остряк наверху. Последние его слова утонули в дружном хохоте. Морису сбросили веревочную лестницу, и он, не раздумывая, полез наверх.
Едва он показался из горловины люка, как сразу несколько сильных рук подхватили его и вытащили. Морис выпрямился и потер грязными кулаками глаза. После пребывания в абсолютной темноте подвала его слепил даже тусклый свет угольного фонаря.
— Куда идти? — спросил он, щурясь.
— Я покажу. — И рослый раб с фонарем в руке пошел первым.
Морис двинулся следом за ним, ориентируясь на блеск его вспотевшей головы. В каменных коридорах было душно, по стенам стекала влага. Извилистые туннели казались бесконечными. Морис чувствовал, что позади него идут еще человека четыре или даже больше, и сбежать отсюда не представляется реальным. Оставалось только ждать.
От переднего раба жутко разило потом. К этому примешивался еще запах хлорки и жареного мяса. «Что же здесь могли жарить? Или кого?» Морис вспомнил, что примерно так же пахли трюмы пиратских кораблей, захваченных флотским патрулем. Там смешались запахи кухни и нужника.
«Ну вот наконец и пришли», — догадался Морис. Проводник остановился и потянул за конец замусоленной бечевки. Поднялись деревянные жалюзи, открывая вход в новое помещение.
— Давай вперед, — приказал проводник, и Морис повиновался. В ту же секунду в нос ударил едкий запах, как в коридоре, но только во много раз сильнее. За спиной мелодично щелкнули дощечки-жалюзи, и вход закрылся.
При красном свете угольных фонарей, висевших на закопченных стенах, Морис осмотрелся.
Вокруг шла какая-то зловещая работа. Повсюду сновали рабы в белых накидках, перетаскивая с места на место окровавленных, обессиленных людей. У многих из этих бедняг ноги безжизненно волочились по измазанному кровью полу. Время от времени с разных концов зала доносились леденящие душу жуткие крики, которые затем резко обрывались.
В воздухе бурым маревом висел зловонный пар. Мориса передернуло. Казалось, что громадное нечистоплотное животное дышит ему в лицо. Он не заметил, как с двух сторон к нему подошли два мускулистых раба и крепко схватили за руки.
Не сопротивляясь, он шел туда, куда его вели. Лица конвоиров были спокойны и не выражали ничего. Эти люди были на обычной скучной работе.
Наконец пленника подвели к какому-то странному приспособлению. Это была сложная деревянная конструкция с уймой винтов и рычагов. От нее исходила некая опасность. Морис чувствовал себя в этом помещении все более неуютно. Слепое повиновение могло повлечь за собой большие неприятности.
Между тем спутники Мориса крепко держали его за руки, но не двигались с места. Причина их заминки была очевидна: два других раба запихивали в адскую машину голову очередного несчастного. Он сопротивлялся как мог, но они повидали всякого и, заломив своей жертве руки, зажали голову в специальном устройстве. Затем растянули конечности и крепко привязали их кожаными ремнями.
К торчащей в зажиме голове подошел человек в большом кожаном фартуке. На его темнокожем лице играла белозубая улыбка. В руках у него был небольшой металлический ковшик. Человек улыбался, как добрый повар, который хочет угостить малыша припрятанными для такого случая сладостями.
Вот он нагнулся к нелепо торчащей голове и что-то быстро проговорил на ухо, все время улыбаясь, и это возымело действие. Стянутый ремнями человек перестал трястись, прислушиваясь к тому, что ему говорят. Выбрав удобный момент, палач опрокинул на голову жертвы содержимое ковша…
Дикий крик разрезал бурый туман зала и тут же смолк — несчастный потерял сознание. Его голова начала дымиться, а волосы приняли пепельный оттенок. Специальной щеточкой палач смел легко вылезшие волосы и сбросил их в сторону, в общую кучу, довольно большую. Сняв с гвоздя острую зубчатую струну, он снова приблизился к жертве. Перед тем как пустить в ход свое орудие, мастер внимательно осмотрел его и проверил на прочность. Два быстрых движения, и уши полетели на пол. Подобрав струну потолще, человек в фартуке сделал еще два движения и кивнул: можно забирать. Освободив голову, двое рабов взяли бесчувственное тело и утащили, а в зажимах остались висеть руки.