Тени забытых земель
Шрифт:
На широком внутреннем дворе Андреас увидел, как монастырские конюхи водили по кругу лошадей, и даже издали можно рассмотреть, что эти благородные животные были только что не загнаны. Все верно — когда от смерти убегаешь, то мчишься, выкладываясь изо всех сил. Правильно, пусть пока что бедняги обсохнут, остынут и хоть немного успокоятся, а уж потом их можно и напоить-накормить, вычистить и отвести на отдых…
Между прочим, — невольно отметил про себя Андреас, — лошади хорошие, сильные, выносливые, не какие-нибудь доходяги, которых иногда приводят с собой старатели, идущие в Запретные земли. За таких лошадей, что сейчас находятся на монастырском дворе, надо отсчитать немало золота, но они того стоят. Значит, сейчас в обитель пришли вовсе не очередные искатели удачи.
Подходя к дому настоятеля, Андреас услышал громкие голоса. Такое впечатление, будто внутри кто-то переругивался, причем на высоких нотах. Надо же, как шумно, а ведь всем известно, что отец Маркус предпочитает говорить, не повышая голоса.
Андреас постоял минутку перед закрытыми дверям, пытаясь понять, для чего он понадобился настоятелю, а заодно прислушиваясь к звукам человеческих голосов, доносящихся даже за пределы домика. Интересно, кто позволяет себе разговаривать таким тоном в комнатке настоятеля, то и дело срываясь на крик? Хотя тут и гадать нечего: такой скрипучий и вечно недовольный голос есть только у брата Винчеуса, невысокого тощего мужчины, настоящий возраст которого было определить довольно сложно. С одной стороны, внешне выглядит как старик, и в то же время у него совсем молодые глаза, а если судить по его ухваткам, то ему при всем желании не дашь больше тридцати пяти лет.
Конечно, если следовать заповедям Богов, то люди должны любить друг друга, и прощать им все ошибки и заблуждения, только в монастыре Святого Кармиана вряд ли отыщется хоть один человек, испытывающий подобные чувства к брату Винчеусу, который, подобно Андреасу, все еще ходил в звании послушника. Постоянно раздраженный, если не сказать злой, бесконечно недовольный всем и вся, брат Винчеус крайне редко снисходил до того, чтоб переговорить хоть с кем-то из братьев, а если подобное чудо происходило, то ничего, кроме обвинения собеседника в бесконечной глупости и тупости, от этого человека никто не слышал. Более того, складывалось впечатление, что присутствие людей подле него окончательно выводит из себя этого и без того крайне раздражительного типа. Впрочем, справедливости ради надо сказать, что и сами монахи не очень-то стремились общаться с тем, от кого в ответ на приветствие «Мир тебе, брат!», можно было услышать что-то вроде «не ори так громко, я не глухой!», или «а где ты его видел, этот самый мир?».
Кроме того, брат Винчеус был единственным, кому разрешалось не посещать общие молитвы, потому как ничего, кроме головной боли, от присутствия этого человека на молитвах не было. Хорошо еще и то, что в трапезную он заявлялся не только отдельно от всех, но и в любое время, когда ему вздумается. Однако иногда случалось и такое, что он забывал поесть по два-три дня подряд, и тогда по указанию отца Маркуса кто-то из братьев относил еду этому вечно занятому человеку. Говорят, что ранее брат Винчеус был знаменитым ученым, но что-то произошло, и этот человек предпочел уйти от мира, спрятаться в монастыре Святого Кармиана. Для чего? По его словам, «чтоб в этом всеми забытом захолустье ему никто не мешал заниматься наукой». Говорят, первое время настоятель еще пытался заставить нового послушника жить по правилам, утвержденным в обители, но потом отступился — увы, но тут поделать ничего нельзя, и этого человека никак не заставить жить по каким-то правилам.
Неизвестно, умел ли брат Винчеус владеть оружием, но вот то, что в полное распоряжение этого человека была отдана одна из башен, в которой было полно научных приборов — об этом знал каждый из обитателей монастыря. Те же, кому «посчастливилось» побывать в той башне, рассказывали про жуткий бардак, творившийся в помещении, про горы исписанных бумаг, всюду валявшихся чертежей, а также о множестве каких-то крошечных моделей непонятных механизмов. Еще про брата Винчеуса можно было сказать лишь то, что он редко покидал отведенное ему место, и даже более того: частенько в окнах башни, которую он занимал, всю ночь напролет горел свет — похоже, что этот весьма неприятный тип корпел над своими чертежами и бумагами не только днями, но и ночами… Еще с братом Винчеусом постоянно конфликтовали монастырские библиотекари, которых он доводил едва ли не до сердечного приступа своими бесконечными указаниями и придирками.
Н-да, — невольно подумалось Андреасу, — встречаться с братом Винчеусом — это примерно то же самое, что иметь дело с головной болью. Оставалось надеяться лишь на то, что разговаривать с этим человеком ему не придется, тем более что сейчас с братом Винчеусом и без того кто-то ссорится. О, кажется, это брат Якуб. Ну, этот себя тоже в обиду не даст…
Вообще-то оба этих человека друг друга на дух не переносят, и при редких встречах каждый старается делать вид, что не замечает своего недруга. Причина была неизвестна, и совершенно непонятна, особенно если учесть, что оба брата ранее носили почетное звание профессоров университета, и ранее в научной деятельности между собой совершенно не соприкасались. Один занимался точными науками и различными изобретениями, а второй — магией, медициной и психологией. Трудно сказать, по какой причине эти люди оказались здесь, в монастыре, но сейчас каждый из этой парочки только что в открытую не ехидничал при упоминании имени своего оппонента. Интересно, с чего они сейчас так ругаются? Хотя что иного можно ожидать от этой слишком заумной парочки?
Топтаться на месте больше не было смысла, и Андреас, постучавшись, попросил разрешения войти.
— Заходи, сын мой… — отец Маркус по своей вечной привычке перебирал четки. Кроме него, в кабинете было еще пятеро мужчин. Андреас не ошибся: тут, и верно, присутствовали брат Винчеус и брат Якуб. Судя по их взъерошенному виду, а также по неприязненным взглядам, которыми обменивались братья-кармианцы, они недавно друг друга только что за грудки не хватали, и, казалось, еще немного — и дело дойдет до рукопашной. Надо же, а еще ученые люди!
Меж тем отец Маркус продолжал:
— Сын мой, я позвал тебя по крайне неотложному делу… Кстати, хочу представить тебе наших гостей. Это господин Ланьеж (крепкий мужчина, судя по виду, солдат, в знак приветствия отсалютовал двумя сложенными пальцами), также здесь присутствует уважаемый профессор Турьен (тощий субъект непонятного возраста даже не счел нужным кивнуть головой в знак приветствия), а кроме того…
— Святой отец, меня можете не представлять, все же мы с этим молодым человеком хорошо знакомы… — мужчина, до того сидящий спиной к Андреасу, повернулся, но мог бы и не утруждаться: молодой послушник узнал его уже по голосу. Дядюшка Эдвард, сволочь такая… Вот уж его молодой послушник ожидал увидеть меньше всего! И что он тут забыл? Как видно, дело важное, раз серый кардинал страны соизволил заявиться сюда самолично. А еще получается, что милый родственничек был одним из тех, кто только что с таким трудом сумел уйти от взбешенного свитта! Вообще-то от дорогого дяди можно ожидать чего угодно, только вот непонятно, что здесь нужно бесценному дядюшке, век бы его не видеть! Ну и компания подобралась в кабинете настоятеля!
— Здравствуй, дорогой племянник! — дядюшка Эдвард держался так, будто для Андреаса не было большей радости, кроме как увидеть любимого дядю. — Понимаю, ты никак не ожидал встретить меня здесь, в Божьем доме, но обстоятельства сложились так, что я решил засвидетельствовать тебе свое почтение! Правда, сейчас для воспоминаний о прошлом и для разговора о семейных узах у нас нет времени, да и место не совсем подходящее для душевных воспоминаний, но позже мы с тобой, конечно же, побеседуем, тем более что у тебя наверняка накопилось много вопросов о том, как живут твои родные…
Так, раз дядюшка объявился в монастыре, то о спокойной жизни можно забыть. А ведь Андреас так надеялся на то, что хотя бы оставшееся до свадьбы время проведет в тишине, покое и молитвах.
— Понимаю, сын мой, ты удивлен, увидев здесь своего близкого родственника… — отец Маркус заметил, что молодой послушник старается не смотреть в сторону дядюшки. — Догадываюсь — ты не понимаешь, для чего мы позвали тебя сюда…
— Святой отец, позвольте продолжить мне… — дорогой дядя Эдвард, удобно расположившись в кресле, с почти неуловимой иронией смотрел на племянника. — Уверен, что сын моей любимой сестры будет счастлив вновь выслушать слова обожаемого дяди… Кстати, отец Маркус, прощу прощения за свою бестактную просьбу, но нельзя ли попросить, чтоб нам принесли вина? В горле, знаете ли, ссохлось после этой долгой и тяжелой дороги. Да и достопочтенным братьям-кармианцам не помешает несколько остыть после столь яростной и небезынтересной дискуссии.