Тени заезжего балагана
Шрифт:
– Вы не пробовали восстановить вымаранные иероглифы? – уточнил Рюити, ещё раз повертев письмо и попробовав просмотреть его на свету.
Госпожа Тё лишь усмехнулась в ответ.
– Я много чего перепробовала, вот только толку из этого, сам видишь, не вышло. Тот каннуси был сведущ в колдовстве, и он надёжно спрятал подсказку, чтобы столь ценные сведения не попали не в те руки.
– Значит ли это, что «не теми руками» он считал ваши, госпожа? – не мог не спросить Рюити
Патронесса смерила его надменным взглядом, и нехотя произнесла:
– Видимо, каннуси в какой-то миг пожалел о своей откровенности,
– Я сделаю всё возможное, – не покривил он душой.
– Другого ответа от тебя я и не ждала, – в голосе патронессы Рюити услышал нотки одобрения.
Он ещё раз перечитал написанное.
– Вода орошает воду, – пробормотал Рюити. – Речь идёт о дожде?
– Я тоже так подумала, – закивала госпожа Тё. – И око недреманное – это наверняка луна. Когда весь мир спит, она выходит на небо.
– А дальше уже, похоже, начинается старческий бред, – проворчал Рюити, снова вчитываясь в письмо. – В каком ещё белом ореоле появляется Дракон? Из облака, что ли?
– Это слишком очевидно, – отмахнулась от него госпожа Тё. – И потому не может быть разгадкой. Но других вариантов у меня пока нет. Поэтому на сегодня твоя задача – как следует осмотреться в святилище Поющих Сверчков, прежде чем уничтожить его.
– Думаете, я мог что-то упустить в святилище Речного Покоя?
– Теперь мы этого не узнаем, – госпожа Тё выпустила в его сторону очередную порцию дыма, и на этот раз Рюити показалось, что он принял форму удавки, которая начала медленно затягиваться вокруг его шеи.
– Я понял, буду внимательнее, – он разогнал ладонью дым. – Когда приступать?
Госпожа Тё подняла на него глаза. Рюити увидел, как из-под её маски начала струиться какая-то угольно-чёрная тень, и тут же невольно отвёл глаза, поёжившись.
– Как только зайдёт солнце, – приказала она и затушила трубку.
Уми
Когда Уми рассказала дзасики-вараси о Косом Эйкити и иредзуми, за которой прятался Сан, О-Кин надолго погрузилась в раздумья. Уми уже начала было дремать, навалившись всем весом на нерасправленный до конца футон, как из забытья её вывел голос ёкай:
– Всему виной иредзуми, до которой ты дотронулась.
Уми с трудом заставила себя сосредоточиться на словах О-Кин, а для этого ей пришлось оторваться от казавшегося таким мягким футона и сесть прямо.
– Мы не можем знать наверняка, – покачала головой Уми, пытаясь подавить зевок. – Вдруг она всё же появилась раньше? Рассматривать свои руки у меня не было времени.
– О-Кин уверена, что причина появления проклятой метки – именно иредзуми, – упрямо поджала губы дзасики-вараси.
– Сан говорил, что хозяин балагана – колдун, – вспомнила Уми слова духа. – Но зачем ему понадобилось проклинать меня? Я ведь его даже не знаю!
– Кто ж его разберёт? – хмыкнула О-Кин. – Он мог наслать на тебя проклятие по ошибке.
– Хороша ошибка, – проворчала Уми, стараясь удержаться от того, чтобы снова не почесать саднившее предплечье. Страх липким комом засел у неё в груди – Уми не знала, что ей делать и кто мог бы помочь в её беде. – Только вот мне-то что теперь с этим делать? Не могу же я так
Осознав, что она говорила громче, чем следовало в столь ранний час, Уми заставила себя замолчать. Ей вдруг вспомнилось окончание сегодняшней смены: никто из работников игорного дома не смотрел ей в лицо, когда заговаривал с ней. Даже Ёсио старался отводить глаза, пусть и не столь явно.
Отчуждение и недоверие. С самого детства Уми привыкла к косым взглядам, всюду сопровождавшим её. Дети якудза, которые иногда появлялись в усадьбе вместе со своими отцами, играли с Уми только по настоянию взрослых. Соседи начинали шептаться, стоило только Уми показаться за воротами усадьбы. Слухи о странной девочке из клана якудза, которая часто разговаривала сама с собой и пугалась того, что никто кроме неё не мог увидеть, расползались по городу со скоростью холеры в бедняцких кварталах. Потому не было ничего удивительного в том, что с Уми никто не хотел знаться. Если бы не положение клана Аосаки в обществе – и её отца в частности, – жизнь Уми могла оказаться гораздо тяжелее. Несмотря на размах, с которым город застраивался в последние годы, Ганрю был и оставался одной большой деревней, где многие знали если не тебя, так кого-нибудь из твоей родни или знакомых. И потому не обращать внимания на досужие сплетни Уми было бы очень и очень нелегко.
Уми осознавала, как, должно быть, странно выглядела этим утром со стороны, когда прижучила Косого Эйкити – ведь Сана больше никто не мог увидеть, а вот исчезновение иредзуми не осталось незамеченным даже для заметно окосевших от выпитого игроков. Эйкити назвал её ведьмой – может, слова эти были не так уж далеки от истины?
Во всяком случае, они объясняли бы, почему Уми может видеть ёкай так же отчётливо, как и обычных людей…
– Забудь об этом колдуне, – О-Кин мягко погладила Уми по руке. – Тебе не обязательно идти к нему. О-Кин уверена, что в Ганрю найдутся и другие люди, которые будут готовы тебе помочь…
– Вот только пока Уми удастся отыскать их, драгоценное время будет упущено, – донёсся со стороны стенного шкафа чей-то вкрадчивый голос.
Уми и О-Кин разом повернулись в ту сторону, откуда исходил звук. Двери шкафа были чуть раздвинуты, и оттуда на них, загадочно блестя красноватыми глазками, глядел Сан.
– Я невольно стал свидетелем вашего разговора, – начал было он, но О-Кин перебила его:
– Называй вещи своими именами – ты попросту подслушивал!
Оставив её слова без внимания, Сан невозмутимо продолжал:
– Пока я работал в балагане, я многое видел. Но о проклятых метках слышу впервые. Могу я взглянуть?
Уми решила, что хуже от этого ей уже точно не станет, и потому кивнула. Сан тут же с готовностью засеменил к ней и опустился на циновки, склонив над её предплечьем свою чешуйчатую и слегка вытянутую, как у ящерицы, мордочку.
– Выглядит скверно, а пахнет и того хуже, – отметил он, выпростав между губами тонкий раздвоенный язычок.
– Да у тебя дар успокаивать людей, – усмехнулась Уми, хотя ей было совсем не весело.