Теоретическая и практическая конфликтология. Книга 3

Среди разнообразных определений теорий конфликта – в соответствии с множеством значений слова «конфликт» – главная линия раздела лежит между теми, кто считает конфликт патологией и исследует причины, породившие его, и способы его разрешения, и теми, кто считает конфликт нормой и изучает поведение людей в конфликте. Последние также разделяются на тех, кто всесторонне изучает участников конфликта, исследуя как «рациональное», так и «иррациональное» в их поведении, сознательное или

бессознательное, а также мотивацию и расчетливость этого поведения, и на тех, кто изучает более рациональное, сознательное, расчетливое поведение. Грубо говоря, последние рассматривают конфликт как некое соревнование, каждый из участников которого старается «победить». Изучение сознательного, разумного, расчетливого (тактического) поведения при конфликте похоже на поиск принципов «правильного» поведения для победы в соревновании.

Мы называем эту область изучения стратегией конфликта [1] . Она может интересовать нас по крайней мере по трем причинам. Мы сами можем быть вовлечены в конфликт, все мы фактически являемся участниками международного конфликта, и мы хотим выйти из него победителями. Мы хотим понять, как заинтересованные стороны ведут себя в конфликтных ситуациях. Понимание «правил» игры может дать нам ключ к постижению сути их поведения.

Если мы желаем контролировать поведение участников в конфликте или влиять на них, мы должны знать, как различные события или обстоятельства, подвластные нам, могут воздействовать на поведение участников.

Ограничив наше исследование теорией стратегии, мы существенно сузим оценку рационального поведения – и не просто поведения разумного, а поведения, мотивированного сознательным расчетом преимуществ, расчетом, который основан на четкой и последовательной системе ценностей, т. е. мы резко сужаем область применимости полученных нами результатов. Если нас интересует фактическое поведение, результат, который мы получим при подобном ограничении, будет либо очень приблизительным подобием реальности, либо просто ее карикатурой. Любая абстракция подвержена такому риску, поэтому необходимо быть готовым критически относиться к получаемым результатам.

Преимущество использования теории стратегии для теоретической разработки не в том, что из всех возможных подходов этот ближе всех соответствует реальности, а в том, что предположение рационального поведения является самым продуктивным. Он помогает хорошо понять субъект исследования, что необходимо для построения теории. Это позволяет нам идентифицировать наши собственные аналитические процессы с процессами гипотетических участников конфликта. Предполагая некую последовательность в поведении нашего гипотетического участника конфликта, мы можем представить себе различные линии его поведения в зависимости от того, отвечают ли они стандартам. Предпосылка «рационального поведения» весьма продуктивна для построения теории.

Однако, при наличии конфликта и в работе с воображаемыми участниками, которые стараются победить, теория стратегии не отрицает того, что у обеих сторон имеются не только противоположные, но также и общие интересы. Богатство этой темы рождается фактически из того, что в международных отношениях имеется не только противостояние, но и взаимозависимость. Особый случай – чистый конфликт, в котором интересы антагонистов полностью противоположны. Так бывает только во время войны, и только тогда, когда она ведется до полного уничтожение противника. По этой причине «победа» в таком конфликте не означает победы в соревновании; это – не победа над противником, это – победа собственной теории ценностей. И такая победа может быть достигнута путем переговоров, взаимных уступок, необходимого уклонения от пагубного поведения с обеих сторон. Если же война окончательно стала неизбежной, не остается ничего, кроме чистого конфликта; но если есть хоть малейшая возможность избежать войны «не на жизнь, а на смерть», или вести такую войну, которая принесет минимальный ущерб, или же подавить противника с помощью угроз, но без ведения военных действий, тогда возможность взаимных уступок имеет большую важность, чем сам элемент конфликта. Такие понятия, как запугивание, ограниченная (местная) война, разоружение, переговоры соответствуют интересам обеих сторон, поскольку обе стороны конфликта являются взаимозависимыми.

Таким образом, стратегия (в том смысле, в каком я здесь употребляю этот термин) занимается не эффективным применением силы, а эксплуатацией силы потенциальной. Она имеет дело не просто с противниками, которые ненавидят друг друга, а, скорее, с несогласными партнерами, которые не доверяют друг другу. Она имеет дело не просто с выигрышем или проигрышем одного из двух претендентов, а с вероятностью того, что один исход может оказаться хуже (или лучше) для обеих сторон, чем другой. По терминологии теории игр наиболее интересные международные конфликты являются не «играми на постоянные суммы», а «играми на переменные суммы»: сумма выигрыша участников не фиксируется, поэтому б'oльшая сумма для одной стороны неизбежно означает меньшую для другой.

Обе стороны заинтересованы в том, чтобы результат игры был выгоден для них обеих.

Изучать стратегию конфликта – значит исходить из того, что большинство конфликтных ситуаций являются ситуациями, в которых каждая из сторон ставит свои условия. При этом возможность одной стороны достичь своей цели в большой степени зависит от решений, принимаемых другой стороной. Договоренность – условие разрешения конфликта (bargaining) может быть явной, когда одна из сторон идет на определенные уступки, или неявной, когда одна из сторон занимает или покидает стратегическую территорию. Как обычно, при ситуации status quо, споря за рынок сбыта, нужно искать такой выход, который был бы выгоден для обеих сторон; или же можно перейти к угрозам о нанесении ущерба, не исключая причинение вреда с обеих сторон, как это случается при забастовках, бойкоте, ценовых войнах, вымогательстве.

Рассматривать конфликтное поведение как процесс достижения взаимных уступок (bargaining) весьма полезно, ибо это удерживает нас от конфликта. Характеризовать маневры и действия (бои) в ограниченной (местной) войне в качестве условия разрешения конфликта – значит подчеркивать, что помимо расхождения интересов по вопросу спора имеется и значительное общее стремление к достижению такого решения, которое не будет разрушительно ни для одной из сторон. «Успешной» забастовкой служащих станет не та, которая окажется финансово губительной для работодателя, а та, которой вообще удастся избежать. Нечто подобное справедливо и в отношении войны.

Понятие «запугивание» подверглось эволюции. Уже больше десяти лет как устрашение стало краеугольным камнем нашей национальной стратегии. За последние годы это понятие уточнилось и обновилось. Мы усвоили, что, для того чтобы быть эффективной, угроза должна быть правдоподобной, заслуживающей доверия, и что ее правдоподобность может зависеть от тех затрат и того риска, которые берет на себя угрожающая сторона. Мы поняли, чтобы угроза была реальной, ее необходимо выполнять – ставить заграждения на пути наступления противника, считать исполнение угрозы делом чести и престижа страны, например, как в вопросе Резолюции, по Формозе.

Мы признали, что готовность вести локальную войну в определенном регионе может уменьшить угрозу массированного контрудара противника, и, таким образом, мы как бы выбираем наименьшее зло. Мы рассматриваем возможность того, что ответная угроза может быть более вероятной, если средства ее осуществления находятся в руках сильнейшего, как в недавнем предложении «ядерного сотрудничества». Мы заметили, что рациональность противной стороны соответствует эффективности угрозы, но что бывают безумцы, которые, как малые дети, не боятся никаких угроз.