Теоретический анализ философии мифа М. Элиаде: основные идеи и когнитивный потенциал
Шрифт:
Л. Леви-Брюль относится, наряду с Э. Дюркгеймом, к представителям французской социологической школы. Свои размышления о первобытном мышлении (которое он характеризует как дологическое) французский антрополог и философ предваряет тезисом о сходстве различных типов первобытных обществ, существующих в настоящее время. В построении своей теории первобытной ментальности ученый отталкивается от «коллективных представлений» Дюркгейма, экстраполируя на них свою концепцию пралогического мышления. Л. Леви-Брюль констатирует полную противоположность первобытного и современного типов мышления, которая вытекает, прежде всего, из отношения к логическому принципу [52, с. 29–30]. Для определения специфики первобытной ментальности исследователь использует термин «мистический» как обозначение когнитивно-поведенческих моделей в первобытном обществе. Категории «логическое» и «мистическое» выступают в качестве противоположностей в концепции Леви-Брюля. Логика в ее классическом понимании не
Одним из ключевых понятий психологической теории мифологического мышления Леви-Брюля является «партиципация» (сопричастие). Партиципация означает принцип внерационального соответствия чувственного уровня первобытному мышлению. Этот принцип отличается от закона исключенного третьего и выражает сопричастность тотемических групп цвету, сторонам света, мифологическим животным. Свой анализ этого свойства мышления антрополог предваряет важным с методологической точки зрения замечанием: «Таким образом, мышление низших обществ не является, конечно, непроницаемым для нас, как если бы оно подчинялось логике иной, чем наша, но в то же время оно не вполне постижимо для нас» [52, с. 57]. Анализируя причинно-следственные и предметно-логические связи в мышлении туземцев, Л. Леви-Брюль вводит «закон партиципации», призванный объяснить специфику этих связей. В сущности, этот закон объясняет тождество между естественным и сверхъестественным в первобытном мышлении, а также служит механизмом связи между разнопорядковыми явлениями и постулирует тождество противоположностей. Подобное тождество можно обнаружить в религиозно-философских системах буддизма, индуизма, даосизма [85, с. 384]. В этом смысле можно отметить сходство механизмов самосознания первобытных культур и более поздних культур древности.
Закон партиципации распространяется Л. Леви-Брюлем на все случаи отождествления – тотемного, родового, причинно-следственного, а также на логические операции – классификацию, абстрагирование [52, с. 78, 97]. Это утверждение ученого о тотальной мистической партиципации находится в соответствии с утверждением М. Элиаде о сакрализации всех уровней бытия у первобытных народов.
Как уже было сказано, Л. Леви-Брюль очерчивает связанные с постижением ментальности туземных народов трудности, которые заключаются главным образом в адекватной реставрации мышления первобытных обществ. Тем не менее это обстоятельство не помешало французскому этнологу создать целостную концепцию первобытного мышления и обозначить процедуры, которыми оно оперирует.
После рассмотрения взглядов Л. Леви-Брюля логично перейти к анализу другой значимой парадигмы мифа – структурализму К. Леви-Стросса, который в своих построениях во многом отталкивается от функционализма Б. Малиновского, однако идет дальше его – интроспекции подвергаются не только социальные структуры, но и структуры родства и религии. К достижениям Леви-Стросса можно отнести выявление им парадигматического сходства ментальности и мышления различных культур.
Во многом негативно он оценивает контакт первобытных обществ с современной цивилизацией, подчеркивая возможность утраты последними культурной самобытности. В этом смысле К. Леви-Стросс представляет глобальное видение данной проблемы. Важной является мысль ученого о том, что первобытные общества из объекта исследования должны стать субъектом [56, с. 35]. Об отношении К. Леви-Стросса к различным типам мышления свидетельствует следующее высказывание: «Итак, вместо того чтобы противопоставлять магию и науку, стоило бы расположить их параллельно, как два способа познания, не равных по теоретическим и практическим результатам (ибо при таком подходе верно, что наука достигает больших успехов, чем магия, хотя магия предуготавливает науку в том смысле, что и она иной раз преуспевает), но не по роду ментальных операций, которыми обе они располагают и которые отличны не столько по своему характеру, сколько по типу явлений, к каковым они прилагаются» [54, с. 124]. Очевидно, что «магический» и «научный» способы мышления исследователь полагает равноценными, но различающимися объектами, что свидетельствует о различиях в подходах его и Л. Леви-Брюля.
На чем основывается структурализм К. Леви-Стросса применительно к мифам? Прежде всего это так называемые синтагматический и парадигматический уровни описания. Понятие медиации является у Леви-Стросса, признанного классика культурной антропологии, семантическим ключом к расшифровке мифов. «Механизм медиации в мифе заключается в том, что одна из первоначальных противоположностей (например, жизнь – смерть) заменяется противоположностью менее резкой, смягчающей, либо “перебрасывает мост” между изначальной проблемой и проблемой производной, так что в результате происходит ослабление фундаментального противоречия» [45, с. 18].
Структурно-логическая методология исследования мифов заключается в том, что из хаоса мифологем К. Леви-Стросс дифференцирует повторяющиеся структуры, абстрагируясь от их содержания. Структура связана с логическими категориями и формой отношения между ними. Такой генерирующей структурой оказывается для него язык. Лингвистические аналогии служат конструкцией, посредством которой данный автор выстраивает свои «комбинации элементов». Достижением К. Леви-Стросса является то, что он выявил «синхронно-диахронную» структуру мифов [58, с. 220], которая выполняет методологическую функцию. Совмещение диахронного и синхронного методов ученым является новаторским в структурализме.
Первобытное мышление, рассматриваемое К. Леви-Строссом как «бриколаж», предстает в качестве поливариативности комбинаций, обусловленных взаимодействием диахронного и синхронного пластов. Примером логической упорядоченности первобытного мышления являются тотемические классификации [54, с. 140–171]. Будучи ментальными процедурами, тотемические классификации выступают координирующими структурами в социальных отношениях. Противоположность между природой и культурой не является абсолютной, она опосредуется медиатором. Предложенную систему классификаций К. Леви-Стросс считает универсальной; взаимопревращаемость и генерация элементов делают ее способной инкорпорировать новые связи, возникающие по мере усложнения системы. Базовым элементом остается бинарная оппозиция. Исследование всех вариаций мифа позволяет К. Леви-Строссу построить многомерную картину мифа с учетом всех возможных вариантов. В целом можно отметить, что в доктрине французского ученого делается акцент на структурно-семиотических связях и элиминируется вопрос о содержании и смысле мифов.
Для более полного анализа парадигмы Леви-Стросса имеют значение работы основателя исследовательской школы теоретической фольклористики Е. М. Мелетинского. По мнению данного исследователя, К. Леви-Стросс, совершивший переход от «структурной статики» к «структурной динамике», является следующей знаковой фигурой после Э. Кассирера. Е. М. Мелетинский поднимает важный вопрос о понимании мифологической реальности К. Леви-Строссом – извне или изнутри [71, с. 509]. Следует сказать, что сам ученый понимал эту проблему и видел необходимость поиска научных методов, адекватно воспроизводящих всю систему мифологических референций.
Если говорить о статусе мифа в системе К. Леви-Стросса, то можно отметить, что он имеет теоретико-познавательные, эпистемологические особенности. Система французского исследователя – прежде всего логико-познавательная, нацеленная на раскрытие сущности мифа как логической структуры. Из этой методологической установки следует вся последовательность его концептов – бинарные оппозиции, бриколаж, медиация, принцип диахронии и синхронии. Также подход К. Леви-Стросса – это поиск универсального, но в то же время логически структурированного начала в мифах [2, с. 101]. Можно согласиться с Н. С. Автономовой в вопросе определения подхода этого ученого как «сверхрационализма»: «В основе познания лежат не априорные принципы разума, но объективные формы мысли, которые обнаруживаются в различных явлениях культурного мира» [2, с. 102]. Для К. Леви-Стросса культурная антропология – синоним структурной антропологии.
Модель французского мыслителя, при всех ее достоинствах и новаторстве в изучении мифа и механизмов родства, имеет ограниченность структурного редукционизма. Структурное объяснение мифов не позволяет проникнуть в их сущность и генезис. Для структурализма К. Леви-Стросса характерна ориентация на идеалы научной рациональности, что дало основания Г. К. Косикову обозначить это направление «сциентистским структурализмом» [45, с. 5]. Однако является ли структуралистская методология К. Леви-Стросса универсальной? На наш взгляд, она представляет собой лишь одну из моделей интерпретации, в которой за скобками остаются проблемы смысла, значимости и цели в мифе. Целесообразность и целеполагание в мифе не находят своего объяснения в структурализме К. Леви-Стросса. К примеру, в модели, репрезентированной М. Элиаде, помимо круга проблем, связанных с функционированием мифа, делается акцент на смысловой и аксиологической составляющих. Редукционистская парадигма приводит к нивелированию самоценности мифа. Это объясняется парадигмальным для всех структуралистских направлений отказом от субстанциального объяснения проблем бытия. К. Леви-Стросс универсализирует понятие структуры, абстрагируясь от проблемы содержания мифов. Научным идеалом исследователя является такой уровень структурирования, который позволяет создавать модели без учета свойств составляющих элементов. Резюме взглядов Леви-Стросса – современное и первобытное мышление представляют собой не антагонистические, а когерентные системы.