Теоретик
Шрифт:
И все навалилось снова. Мир, где каждый неосторожный шаг может стать причиной боли или даже смерти. Где посреди ночи просыпаешься множество раз от каждого подозрительного звука. Где, чтобы поесть, не получится заглянуть на кухню или навестить ближайшую кафешку. Где во фляжке, как не экономил, воды осталось едва на четверть, и неизвестно, сколько нам еще придется торчать на этой проклятой вершине. И еще полный тревоги шепот Гудрона. Жестокое разочарование. Вероятно, на моем лице что-то отразилось, поскольку Гудрон поспешил успокоить.
– Не дергайся
– Что именно?
– тоже шепотом поинтересовался, подхватывая ФН ФАЛ одной рукой, а другой охлопывая бока: все на месте? Запасные магазины, наган, нож, аптечка и, главное фляжка. Мне даже во сне хотелось пить, и тем сильнее стремился попасть в нем на кухню. Где есть чай, кофе, минералка, сок и, наконец, вода из-под крана. Которую можно пить стакан за стаканом. Или просто подставив рот под струю.
Кинул взгляд на рюкзак, но поскольку Гудрон был без него, вперил в него вопросительный взгляд.
– Пошли, - мотнул головой он.
– Все объяснения на месте. И старайся не шуметь.
Пригнувшись так, что подбородок едва не касался коленей, мы поспешили уже хорошо знакомой дорогой. К самому краю обрыва, где вчера я провел большую часть времени, наблюдая за долиной. Там собрались уже все. И все они старательно всматривались вдаль. Проследив за их взглядами, мне удалось понять, что пристального внимания удостоилась одна из скал, которых в долине хватало. Не самая высокая и крутая, она расположилась чуть наособицу. Ближе к ведущему на Вокзал проходу, чем к нам, пусть и не намного. Но что с ней не так?
– Гвайзел!
– потрясенно прошептал я некоторое время спустя.
Часть соседней скалы тоже поросла кустарником, хотя и не настолько, как наша. Но даже если бы она полностью была голой, гвайзелу не стоило бы большого труда на ней спрятаться, настолько его окрас подходил к цвету камней. Ему вообще не составляет труда раствориться где угодно: в зелени леса, на камнях, на выгоревшей от солнца траве... Природа дала ему шкуру такой расцветки, что любой камуфляж - цифровой, растительный, да какой угодно! проигрывал ей с разгромным сухим счетом. Ну разве что на снегу он был бы заметен издалека, но где тут его возьмешь, снег? Хищник лежал неподвижно, и лишь его голый, чем-то похожий на крысиный хвост, мелко подрагивал. А может, такое впечатление создавал раскаленный, не смотря на раннее утро воздух.
– Ты внимательней смотри!
– и я мог поклясться, что голос Гудрона едва заметно, совсем чуть-чуть, но дрогнул. И было отчего.
– Так там их два?!
– разглядел я вверх по склону, где кусты росли чаще, еще одного.
– Три, Игорь, три!
– сказал Слава.
Никогда бы не подумал, что всего несколькими короткими словами можно выразить столько эмоций сразу. И тщательно скрываемый страх, и какую-то обреченность, и беспомощность, и надежду, что все обойдется, и растерянность, и что-то еще.
– Может, с другой стороны есть еще?
– севшим голосом предположил Гриша.
– И мы их просто не видим?
–
– Не везде, но подняться там сложно даже гвайзелу.
– А что, они и по скалам умеют лазать?
– ни к кому конкретно не обращаясь, спросил я.
– Умеют, Теоретик, еще как умеют!
– ответил Гриша.
– Да так умеют, что не дуй ветерок прямо на нас, эти твари давно уже к нам в гости пожаловали! Наше счастье, что нас еще не учуяли.
После его слов скала, на которой мы находились, перестала казаться мне надежным убежищем. Я даже невольно оглянулся назад: вдруг есть и еще один, и он успел незаметно к нам подобраться? Чтобы наткнуться на понимающий взгляд Яниса.
– После полудня направление ветра обычно меняется, - сказал Гудрон.
– Одна надежда, что до этого времени они сделают свое дело и уберутся.
– Какое еще дело?
– То самое. Ты что думаешь, они на скалу залезли, чтобы на солнышке погреться? Явно они на людей охотятся! На тех, кто охотится на нас. Вот было бы замечательно, если бы они их сожрали, и ушли отсюда, не заметив нас!
– А если они на Вокзал отправятся?
– Не должны. Вокзал - это оазис. А если все же туда пойдут, людей там много, отобьются. Понятно, что жертвы будут, не без этого. Главное, чтобы ими не стали мы. Тут ведь еще вопрос интересный: как гвайзелы умудрились здесь оказаться? Оба входа в долину контролируются. Есть и еще какой-то?
– А не сами ли мы их сюда привели?
– до этого Грек все время молчал.
– Считаешь?!
– Предполагаю. И связано ли это сами знаете с чем? По нашим следам они сюда и пришли.
– Предположить можно все, что угодно, - не согласился с ним Гудрон.
– Мы по воде больше часа брели. Непременно след были должны сбить.
– Это мы так думаем, что были должны. Ладно, все это лирика. Главное, они здесь и нам нужно принять решение.
– А что тут решать?
– не давая Греку высказаться, перебил его Гриша.
– Просто ждем. И молимся, чтобы эти твари нас не унюхали.
– Сноуден, что-то я раньше не замечал твою набожность, - несмотря на всю серьезность ситуации, Гудрон и тут не стерпел.
– Станешь тут... набожным, - ответил тот.
– В падающем самолете атеистов нет.
– Не очень-то мы пока и падаем.
– Это только пока.
Я представил как меня, мертвого а, возможно, еще живого, жрут гвайзелы. Только не это! Погибнуть - другое дело. Но чтобы закопали. Хотя и там черви съедят. Но черви всех без исключения едят. И все равно не хочу, чтобы именно гвайзелы. Наверное, дело в том, что именно человек - вершина пищевой цепочки, и это ему положено жрать все, что только съедобно. А тут его самого сожрут как обычную овцу. Непорядок. Жаль, что гвайзелы этого не понимают. Пойти им и объяснить? Так, а если в конечном итоге всех сожрут черви, не они ли и являются вершиной той самой цепочки? Сложный вопрос, по-настоящему философский.