Теория бобра
Шрифт:
Дверь даже не открывается, а распахивается. Передо мной стоит Нико Орел в полный рост. И сразу же наваливается на меня. Он обхватывает меня руками прежде, чем я успеваю что-либо сделать, и мы прижимаемся друг к другу, как будто танцуем невероятно медленный танец. Мы двигаемся, но я быстро понимаю, что Нико Орел не пытается повалить меня или еще каким-то образом утвердить свою победу. Он висит на мне и ищет опоры, точно так же, как я.
Когда я снова обретаю способность мыслить и анализировать увиденное, то понимаю, почему так происходит. Во лбу у Нико Орла, словно рог, торчит стальной стержень. Я фокусирую на стержне взгляд, и в первый момент мне кажется, что он как-то связан с интерьером ванной комнаты: Нико Орел налетел на что-то лбом, его мозг умер, но тело по инерции еще движется. И вот мы в полной тишине танцуем в холле. Нико Орел ведет в этом
Долгий вздох. После этого Нико начинает валиться на пол, и теперь я удерживаю его на весу, крепко обняв. В тот момент, когда мне кажется, что хуже уже ничего случиться не может и неприятных сюрпризов сегодня больше быть не должно, раздается звонок в дверь.
Один раз, другой.
Затем кто-то вдавливает палец в кнопку звонка и больше ее не отпускает.
У меня нет никаких идей, кроме как положить Нико Орла на пол, спуститься по лестнице, выйти через заднюю дверь, пробежать по снегу по следам своего предшественника, перелезть через забор и броситься в сторону залива.
Нико Орел убит.
Нико Орел не убийца.
12
В течение следующих нескольких дней я избегаю любого общения. Конечно, это неправильно, тем более в моем статусе новоявленного семьянина. Но дело обстоит именно так, и я начинаю понимать, что значит выражение «витать мыслями в облаках». Я принимаю участие в повседневных делах, занимаюсь домашним хозяйством и даже разговариваю, но не могу сосредоточиться на содержании разговора.
Виной всему сложившаяся экстраординарная ситуация.
Лаура погружена в свой проект; она работает допоздна и по вечерам приходит домой такая измотанная, что просто не в состоянии уделять мне внимание. И если за завтраком или ужином мы молчим, Туули благодаря своей неистощимой изобретательности немедленно заполняет тишину и занимает нас беседами на темы, далекие от текущих проблем. Я предпочитаю помалкивать и слушать.
По ночам мне не спится.
А если я все-таки засыпаю, то мне снятся кошмары: безголовые мужчины гоняются за мной по бескрайним снежным просторам, или плейбои с торчащими изо лба, как у единорога, металлическими штырями прижимаются ко мне в танце; или я смотрюсь в зеркало и вижу, что лицо у меня ярко-голубого цвета. Когда я просыпаюсь, сердце молотом колотится в груди, и я комкаю в руках одеяло.
Уклоняться от ответов на вопросы сотрудников парка оказалось проще, чем я думал.
Я объяснил всем, что график претерпел некоторые изменения и выполнить обещание про три дня стало невозможно из-за обстоятельств непреодолимой силы (подробно рассказать о которых мне не позволяют соображения коммерческой тайны). Признаться, я опасался протестов, но их не последовало, и сотрудники оставили меня в покое. В любом случае на данный момент это кажется мне наилучшим выходом. Я ведь понятия не имею, что им говорить — ни о текущих делах парка, ни о финансовой ситуации в целом, ни о нашем будущем, которое остается таким же туманным, как и все остальное. Из того, что я слышу о «Сальто-мортале», никоим образом не следует, что после ухода из жизни Нико Орла в парке возникли проблемы. Напротив, число посетителей бьет рекорды — к ним уже валит публика со всей страны. В отличие от нас, не способных заманить к себе и пару клиентов. (Трудно представить себе более нелепое зрелище, чем пустой парк приключений, в котором с тринадцати горок скатывается один-единственный посетитель, и вид у него при этом такой, словно он выпал из корабля в безвоздушное космическое пространство.) Вследствие всего вышеописанного у меня появилась возможность много времени проводить в одиночестве, ни с кем не разговаривая. Впрочем, никто моего общества и не ищет.
Я прекрасно знаю: долго так продолжаться не может.
Но пока…
Тихо, как мышь в норе,
«Будет здорово, если сможешь ко мне заглянуть. Интересно твое мнение».
Мгновение я вчитываюсь в сообщение и возвращаю телефон на стол, ничего не ответив. У меня нет сил на самую элементарную коммуникацию. Не говоря уже о том, чтобы составить целостную картину недавних событий и спланировать свои последующие шаги: этот пазл не складывается, как ни тасуй фрагменты.
Откуда же мне взять мнение, которое так интересует Лауру Хеланто?
В голове ни одной идеи. Лишь панические расчеты, которые ведут в один и тот же тупик, и пользы от них ноль. Версия, призванная доказать мою невиновность и спасти мой парк, оказалась несостоятельной. А другой у меня нет. Это значит, что каждый раз, возвращаясь мыслями к началу, я упираюсь в тот же тупик.
Зато мне легко представить себе, что будет дальше.
Ластумяки и Салми арестуют меня за убийство, парк «Заходи, здесь весело!» разорится. Йоханна, Эса, Самппа и Минтту К потеряют работу, а «Сальто-мортале» станет единственным парком приключений в столичном регионе и лидером на рынке развлечений. Порядок событий может меняться, но для меня исход один — крах.
И ничего тут не поделаешь.
Это действительно конец.
А отвечать за все мне.
Ситуация выглядит безнадежной. Я не нахожу удовлетворительного решения задачи. Но, по крайней мере, в ней должна быть какая-то логика. Я вздыхаю, беру в руки телефон и пишу Лауре, что буду в Отаниеми примерно через полтора часа. Преодолеваю искушение добавить, что, может быть, и не приеду, потому что попал в такую передрягу, что даже математика не в силах меня спасти. Я на нее рассчитывал, но она меня подвела. Итог: я убийца и предприниматель на грани банкротства, хитростью проникший к Лауре в дом.
Настроение у меня паршивое. А каким еще ему быть? В так называемое позитивное мышление я не верил никогда, даже когда не управлял парком приключений. Теперь же оно представляется мне особенной бессмыслицей. Реальная угроза не превратится в абстракцию просто оттого, что я скажу себе: да будет так. Должны измениться фактические обстоятельства. Пока они остаются прежними, я могу сколько угодно фальшиво уверенным голосом повторять, как это делал мой бывший начальник Перттиля, что в каждом из нас живет спящий медведь, который ничего не боится и готов в любой момент заявить свои права. Все, что надо, чтобы его разбудить, — собраться группой и начать хором рычать. Я помню, как противно мне было слушать это рычание, на котором настаивало начальство страховой компании, когда мои коллеги по отделу управления рисками целыми днями послушно рычали друг на друга. Я не стал медведем тогда, не стану им и сейчас.
Я страховой математик, актуарий.
Актуарий, который допустил ошибку в расчетах. И подвел всех остальных.
Пора им услышать правду.
Я начинаю со своих сотрудников. Собираю их в пустующем «Крендельке». Йоханна частично погасила свет; мы сидим в освещенном углу кафе и ждем Эсу, который опаздывает, что для него нехарактерно. Самппа расположился дальше всех от меня и без конца перекидывает со стороны на сторону свои длинные волосы, как будто никак не может решить, что идет ему больше. Время от времени Самппа наклоняется вперед, кладет подбородок на руки, как на перекладину, смотрит куда-то вдаль взглядом писателя, размышляющего о судьбах мира, и снова принимается терзать свою прическу. Кристиан ест ванильный творожок с высоким содержанием белка — так сосредоточенно, что всем становится ясно: на свете нет занятия важнее. Минтту К сидит рядом со мной и пьет из литровой кружки кофе, явно сдобренный алкоголем, по запаху напоминающим керосин, и курит французские сигареты без фильтра — в помещении, где курение категорически запрещено. Йоханна не делает ничего, лишь неотрывно смотрит на меня. Смотрит и ничего не говорит. Я так и не научился читать по выражению лица ее мысли и, боюсь, причина в том, что никаких мыслей у нее нет.