Теория механизмов и души
Шрифт:
– - Ну да, а он будет смиренно стоять и ждать посреди улицы, пока ты подойдёшь и уведёшь его в тёмный уголок, чтобы предъявить счёт, -- раздражённо фыркнула я.
– - И вообще, я предлагаю заняться решением этого вопроса завтра, на свежую голову. Сейчас я слишком хочу спать, чтобы принимать ответственные решения, -- резюмировала я и, ставя в разговоре точку, подошла к машинату, чтобы извлечь из него искру.
Мужчины молчали. Не думаю, что они признали мою правоту и отказались от безумной затеи, но последнее замечание оспаривать было глупо. Время приближалось к двум часам ночи, всем следовало отдохнуть.
Тринда на правах нового гостя был размещён в гостевой спальне, а Мух как старый друг -- вытеснен на диван в гостиной. Дом у меня небольшой, поэтому спальных мест не так много: на втором этаже гардеробная и две спальни -- хозяйская и гостевая, каждая со своей ванной. На первом -- гостиная и просторная кухня-столовая с небольшой кладовкой в дальнем конце. И, собственно, всё, не считая просторной мастерской в подвале.
Уложив мужчин, я ушла к себе с мыслью упасть и уснуть, но сон как назло долго не шёл -- слишком суетными мыслями была занята голова. Они напоминали искры шутихи, беспорядочно мельтешащие, шумные и бесполезные. Длинный день принёс очень неожиданные новости, которые никак не хотели укладываться в моих мыслях на полочках, предназначенных реальных воспоминаний и фактов.
Что бы я ни говорила мужчинам про глупость и опасность попыток влезть в это дело, в глубине души была на их стороне. Что-то внутри категорически возражало против идеи оставить всё как есть, обречь случайно попавшую в мои руки чужую душу на прозябание в мёртвой металлической оболочке. Надо думать, память о собственном ночном кошмаре, сдобренная болезненными уколами совести, и чувство протеста против грандиозной несправедливости, свершившейся совсем недалеко.
История с захватом власти на Светлой стороне была настолько грязной, настолько отвратительной, что решительно вся моя сущность отчаянно требовала каких-то конкретных шагов ддля протеста и борьбы. Понятно, что политика -- в принципе нечистое занятие, что моральные рамки у занимающихся ей людей размыты, что они привыкли идти по головам, но то, как поступили с первым арром, лежало за гранью нормального даже для них. Убить, оклеветать, подставить и отправить в тюрьму по ложному навету, даже шантажировать -- да, гадко, противно, но... во всех этих случаях человек до конца остаётся собой. Если оказывается слаб -- ломается, но если хватает сил, воли и ума, он может бороться.
Должны же быть какие-то пределы у человеческой мерзости! Даже самый грязный шантаж не шёл ни в какое сравнение с этим. У человека силой отняли то, что составляло его самого: его сущность, личность, душу. Вырвали из тела и запечатали в камень, как в какой-то старой страшной сказке. Разница в том, что в любой сказке есть надежда на чудо, которое непременно произойдёт и спасёт страдальца. А у этого человека не было чуда, у него были только мы.
Впрочем, нынешнее стечение обстоятельств тоже сродни чуду. Кристалл ускользнул от внимания свелов поначалу, попал в руки к механику, сумевшему приоткрыть его тайну, потом во второй раз случайно избежал возвращения назад. А там и вовсе -- вот уж где подлинное чудо -- столкнулся не просто с лучшим специалистом по человеческим мозгам на обеих сторонах диска, но специалистом, сумевшим опознать его и назвать его имя!
Сознательно прервать такую цепочку счастливых случайностей казалось кощунственным.
Говорят, Мировой Диск -- это огромный гироскоп, отчаянно сопротивляющийся всем процессам, пытающимся сдвинуть его с первоначальной траектории. Это совершенно точно справедливо в космологии, доказана справедливость этого утверждения и в материальном смысле. Так, например, старые заброшенные шахты постепенно зарастают породой, как зарастают новой тканью раны на человеческом теле, и буквально через тысячу оборотов можно возобновлять разработки. Даже энергетическая оболочка Диска неизменна: к примеру, почти постоянна температура нижнего слоя туч, уже более-менее изученного и наблюдаемого чуть меньше сотни оборотов. Так почему не предположить точно такой же стабильности не только количества обитателей Мирового Диска -- а численность жителей обеих его сторон остаётся неизменной вот уже много сотен оборотов -- но и эфемерной субстанции, именуемой "общественным порядком"?
В это очень хотелось верить, потому что в таком случае у предстоящего безумного мероприятия был шанс на успех.
Собственно, с этими мыслями и с этой надеждой я уснула.
Глава 3. Судьбоносное решение
Звучала музыка. Патефон слегка шелестел и потрескивал, но из-под его иглы текли удивительно чистые и стройные звуки. Мерная, плавная мелодия кружила меня в странном ритме, и я танцевала, влекомая партнёром. Он был высок, а в руках, обнимавших мою талию, ощущалась сила, но полумрак скрадывал черты лица и цвет коротких тёмных волос. Мужчина задавал темп и направление движения, я послушно следовала его воле и отстранённо удивлялась уверенности собственных шагов и па. Я точно помнила, что совсем не умею танцевать, и уж тем более -- этот странный непонятный танец с однообразным рисунком, но тело откуда-то всё знало.
В какой-то момент -- чувство времени мне сейчас было недоступно -- танец кончился, мгновенно сменились декорации, как это часто бывает во сне. В руке моей оказался странный узкий высокий бокал из прозрачного стекла. Цвет жидкости в нём мешал разобрать всё тот же полумрак, но гораздо сильнее занимал не он, а странное ощущение противоречия: мне одновременно было любопытно, что это за напиток, и совершенно безразлично.
– - За успех, -- прозвучал сильный низкий голос.
– - За успех, -- поддержала я, ощущая на языке привкус злорадного предвкушения и совсем не чувствуя вкуса напитка, который пригубила после этих слов.
Кажется, мы подняли разные тосты. За успех чего именно пил мужчина, я не знала, но я пила за свой собственный, уже достигнутый: партнёр по танцу выпил содержимое бокала, не заметив примесей. Я точно знала, что в напиток что-то было подмешено, но не помнила, что именно. Яд?
Декорации вновь сменились. Передо мной стоял уже совсем другой мужчина, в этом я была уверена твёрдо, хоть фигурой и причёской он был похож на предыдущего, а лица первого я не видела. Сильная широкая ладонь мужчины мягко держала меня за шею, и внутри восторг от этого прикосновения мешался со страхом.
– - Ты молодец, -- улыбнулся уголками губ этот герой сна, и опять эмоции возникли очень противоречивые. Одна часть меня восторженно замерла, переживая похвалу и скупое проявление эмоций, а другая...
Другая подметила безразличие в холодных глазах удивительно чистого и яркого голубого цвета и сардонично-насмешливые складочки, едва заметные в уголках тонких губ.
За похвалой последовал поцелуй -- глубокий, властный, кончик языка мужчины пощекотал моё верхнее нёбо. И вновь контраст ощущений оказался разительным: смесь чувственного восторга с отвращением и почти тошнотой от слишком грубого влажного прикосновения. Я точно знала, что всегда питала неприязнь к подобным поцелуям, когда партнёр настолько широко открывает рот и погружает язык, что, кажется, пытается сожрать или по меньшей мере достать до голосовых связок.
Мужчина отстранился. Взгляд обвёл моё лицо, на мгновение скользнул над плечом, потом задержался на губах.
– - Прощай, -- улыбнулся он точно так же холодно, а смешавшиеся во мне удивление и дурное предчувствие оборвала боль. Она напала подло, со спины, ударила под лопатку так сильно и резко, что мне почудилось -- пробила насквозь, и в следующий момент мужская рука на горле разжалась.
Я удивлённо опустила взгляд вниз, ожидая увидеть... не знаю, что именно. Одна часть меня никак не могла понять, что происходит, а вторая -- наверное, готовилась разглядеть кровавое пятно и блестящий кончик ножа, вышедший из груди. Ничего подобного, конечно, не было, и взгляд метнулся вверх, обратно к лицу мужчины. Удивление и растерянность в моём взгляде разбились о безразличие в голубых глазах и лёгкую скучающую усмешку.