Теория Морали Иммануила Канта
Шрифт:
Соответственно, и субъектная воля индивидуума может быть определена как "добрая" только в рамках мира; и это определение её является производным от понятия добра в миру, в людях; в их отношениях и общениях.
Иначе и быть не может, в силу того, что "воля" есть понятие психологическое, в то время как "добро" есть понятие межличное. Так, скажем, у одинокого Робинзона Крузо не было никакой возможности быть добрым до появления на острове Пятницы.
Последнее заставляет нас присмотреться к употребляемому Кантом эпитету "добрый" (guter).
Если
Между тем, в немецком языке, эпитеты "хороший" и "добрый" слиты в одном слове "guter". И Кант может злоупотреблять этой неразличимостью, присваивая эпитет "добрый" (guter) предметам.
Так и появляется опредмеченная "добрая воля" (guter Wille): добрая сама по себе, как таковая. Между тем, по-русски говоря, только персонифицированная воля доброго имярека может быть доброй, как участница его личной доброты, сущей в его отношениях с ближними. И нет уверенности в том, что можно отвлечь волю от личности, как добрую саму по себе.
В дискурсе Канта добрая воля не персонифицирована: она индивидуализирована как психическое качество: то есть, стоит в ряду других хороших психических качеств имярека как индивидуума, или человеческой особи, опредмеченной в представлении оценивающего психолога-аналитика.
Читаем:
"Рассудок, остроумие и способность суждения и как бы иначе ни назывались дарования духа, или мужество, решительность, целеустремленность как свойства темперамента в некоторых отношениях, без сомнения, хороши...".
Добрая воля тоже хороша, но отличается от перечисленных выше хороших предметов тем, что они суть "дары природы", которыми "воля пользуется".
Таким образом, добрая воля, во-первых, - не дар природы, а как бы творение человека; и, во-вторых, она располагается выше в пирамиде подчинения психических качеств.
Иммануил слишком откровенно и простодушно прибегает к модели человека-ремесленника, который что-то изготавливает. И вот, он, субъект-производитель, имеет хорошие материалы, хорошие инструменты, но их "хорошесть" еще не обеспечивает добротности производимого им продукта.
Должна быть хороша воля, которая, в совокупности, суть цель, проект, намерение, умение, знание "как?" и готовность к действию.
Кант пишет:
"... они (дарования духа и свойства темперамента) могут стать в высшей степени дурными и вредными, если не добра воля, которая должна пользоваться этими дарами природы...".
Ясно, однако, что хорошие психические качества не могут вдруг стать плохими. И Кант здесь производит подмену оценочной шкалы: "хороши" они по потенциалам действия, а "дурны" по моральным оценкам. Этой подмене как раз и способствует слияние хорошести и доброты в одном слове "guter".
Итак, нравственную добротность хорошие качества души если имеют, то - не сами по себе, но получают от доброй воли. Напротив, добрая воля демонстрирует независимость своей доброты от своих инструментов и материалов: в том числе и от себя самой как
Читаем:
"Добрая воля добра не благодаря тому, что она приводит в действие или исполняет; она добра не в силу своей пригодности к достижению какой-нибудь поставленной цели, а только благодаря волению, т.е. сама по себе ...".
Таким образом, переход к моральным оценкам, размыкает ремесленную модель человека, выводя добрую волю за её пределы. Поскольку - в согласии с сентенциями Канта - ни производящее, ни производимое, ни используемое при производстве (в том числе и воля в порядке производящей субъектности) не может быть ДОБРЫМ, в собственном смысле слова. Всё это может быть хорошим или плохим, однако доброта не зависит от этих качеств.
Так и должно быть! Ведь, нравственная доброта - в отличие от удобности и полезности - существует не в производящей деятельности, но - в отношениях лиц в их совместном быте. И если эти отношения - в которых есть место Добру - возникают в процессе производства искусственной среды обитания, то - не благодаря производству, а благодаря его совместности, общественности.
Так что ремесленная модель человека не пригодна для описания морали, и создаёт предпосылки к определению нравственности только через отрицание, как "не то, не то...": "не добро поистине...".
Потому мы вправе ожидать от Канта, что он, в своей "метафизике нравственности", перейдёт от индивидуума с его волей к общению лиц, и к обществу, живому этим общением; в котором субъекты общения осуществляются как лица.
К сожалению, Кант оказывается не способен совершить ожидаемый переход. Его умозрение остается ограниченным индивидуумом, субъектом деятельности, с его волей к действию....
Что же тогда делать с обозначившимся выше разрывом между полезностью и нужностью производящей деятельности и нравственной добротой и моральным долгом, если у последних нет собственного поля эпифании?
Кант поступает просто. Он расширяет саму волю до двуприродности; на каковую двуприродность и проецирует указанный разрыв, так что, наряду с волением к созиданию существует отличная от него воля к добру.
Вот как Иммануил рисует онтическую вертикаль двуприродной воли:
"Если бы даже в силу особой немилости судьбы или скудного наделения суровой природы эта воля была совершенно не в состоянии достигнуть своей цели; если бы при всех стараниях она ничего не добилась и оставалась одна только добрая воля (конечно, не просто как желание, а как применение всех средств, поскольку они в нашей власти) - то все же она сверкала бы подобно драгоценному камню сама по себе как нечто такое, что имеет в самом себе свою полную ценность".
Взятая в скобки оговорка: "...не просто как желание, а как применение всех средств, поскольку они в нашей власти" - является информативной для нас.