Теория описавшегося мальчика
Шрифт:
Зал зааплодировал. Мэр, сначала возмущенный, а потом уразумевший, что рейтинг его поднялся, встал со своего места и раскланялся почти как конферансье Шарманский.
— Спасибо, — поблагодарил он зал.
— Но вы, — продолжил человек-ксилофон, — будете помнить историю со студенткой-практиканткой, так как ячейка памяти занята. Мэр потерял невинность в четырнадцать лет с той же вероятностью, с какой произошла и история со свадебной идиллией. А вывод из этой истории один: что помнить более того, что всплывает в нашей голове в виде фантазий,
Неожиданно в боковом проходе с откидного места поднялся большого роста человек. Весь в черном, с огненным взором, он выпятил огромное пузо и громогласно вопросил:
— Позвольте! Если нет прошлого, значит, нет греха?
Зал обалдел от такого вывода, глянул на бородатого человека, который доставал в это время из-под свитера огромный крест, затем на докладчика.
— Конечно! Греха нет, есть только миф о нем.
— Выходит, и первородного греха не было? — пробасил человек, и теперь некоторые в нем признали настоятеля местного храма Пресвятой Богородицы отца Исидора. Те, что посещают.
Иван закрыл глаза, и залу на миг показалось, что уголки его губ дернулись в улыбке… Или в раздражении…
— Ну какой первородный грех, батюшка… Где он состоялся и в каком году?.. Это похоже на историю господина мэра, рассказанную давно и перезаписавшуюся миллионы раз. Это как миллионная копия на старой кассете. Фон слышен, а текст песни разобрать невозможно. Вы же сами, батюшка, под такую музыку танцевали с барышнями в бытность юношей.
Отец Исидор перекрестился:
— И в Бога не веруете?
— Позвольте, — Иван открыл глаза и жестко ответил: — Этого я не говорил!
— Значит, признаете Господа нашего Иисуса Христа?
— Да ни в коей мере!.. Я по рождению мусульманин.
— Ага, Аллах ваш господин? — почему-то обрадовался батюшка.
— И не Аллах. Я воспитывался в еврейской семье, знаю хибру и каждое воскресенье ел рыбу-фиш!
— Значит, Яхве?
— Ничего это не значит.
— Так в кого же вы верите?
— В Бога.
— В какого?
— Вам Бог этот незнаком.
— Уж не в себя ли? — почти издевательским тоном поинтересовался отец Исидор. — Не себя ли вы в Мессии провозгласили?
— У меня есть миссия, но я не Мессия. Да и со мной вы уже знакомы.
— Какая миссия? — не унимался батюшка.
— Рассказать людям о вере.
— О какой?
— Вера, которая единственная правильная.
Народу надоела эта дискуссия на двоих, в зале заулюлюкали, даже посвистывать стали.
— А батюшки вчера не было! — заявил кто-то.
— Подосланный!
—
— Отец Исидор вовсе не подосланный, — пояснил Иван. — Как истинно верующему в Христа, билет ему дал ваш мэр. Выискал, так сказать, резерв.
В зале опять засмеялись. Осветитель, решив поддержать шоу эффектом, повел световой пушкой по зрительским рядам и залез пронырливым лучом на балкон.
Здесь и разглядел Иван странных молодых людей в одинаковых костюмах, почти одинаковых с лица. Все востроносые, с тонкими поджатыми губами. Они сидели почти не шевелясь, все как один уложив руки на колени, будто примерные школьники. Лишь иногда головы их подергивались, будто от неудобных воротников рубашек.
Настя тоже приметила полный людьми балкон и затряслась от ужаса.
Луч света закончил свои скитания по залу и вновь высветил физиономию человека-ксилофона.
— Конечно, Бог есть! — продолжил Иван. — Как без Бога. Разве важно имя его? Или безымянность?
— А заповеди? — развел руками батюшка.
— Ну не ваши же десять заповедей содержат мир! Да и верить ли нам в Скрижали?
— А во что? — неожиданно спросил губернатор. Ему очень хотелось, чтобы жена вернулась на место, а ее позор каким-нибудь образом забылся.
— В то, что смерти не существует!
— Вы этого не доказали!
— Ну, если наши сущности в основе своей неизменны, а прошлого и будущего не существует, то и смерти нет!
— Гипотеза! — выкрикнул кто-то недовольный.
— Сейчас я вам приведу пример, — улыбнулся человек-ксилофон.
Но здесь на балконе произошел какой-то шум, то ли дрался кто-то, покрикивая и постанывая, то ли еще что. Зрители партера не могли видеть, что случилось там, на дешевых местах, но Жагин за кулисами дал команду осветить ситуацию, подать на балкон тридцатипроцентное освещение.
Человек-ксилофон осекшись на полуслове, Настя с искореженным от ужаса лицом, конферансье Шарманский, вспомсостав и импресарио зачарованно наблюдали, как молодые люди в одинаковых костюмах вдруг стали терять востроносые человеческие очертания, постепенно превращаясь в птиц.
— Викентий… — почти безмолвно, одними губами проговорила Настя.
В зале не понимали, что происходит там, наверху. Интересовались: что случилось?
— Мордобитие? — вопрошали. — В чем заминочка?
Но через несколько мгновений лавина черных птиц в красных шапочках рухнула на зал. Часть пернатых вцепилась в волосы зрителям, вырывая растительность клочьями, а другая, более активная, устремилась к сцене. Во главе с вожаком часть стаи дятлов набросилась на человека-ксилофона и принялась неистово клевать его деревянную плоть. И не полироль брызнула на пол из расколов и трещин в карельской березе, а самая настоящая кровь. В зале завизжали женщины, а мужчины лишь одурело отмахивались.
— Сатана пришел! — возвестил громовой голос отца Исидора. — Сатана здесь правит бал!!!