Теория описавшегося мальчика
Шрифт:
— Столичная и местная элита.
— Мне страшно! — призналась Настя, а в душе пожалела, что дедушка не увидит ее на сцене. Она очень боялась просить Ивана о протекции.
— Так как, вы говорите, вас зовут?
— Митя…
— Несерьезно! — поморщился Иван Диогенович. — Называйтесь хотя бы уж Дмитрием… Как ваше отчество?
— Константинович…
— Дмитрием Константиновичем!.. Как там у Гоголя?.. «Таким образом и произошел Акакий Акакиевич…» В нашем прочтении — Дмитрий Константинович!.. Дайте нам десять минут, и мы будем совершенно готовы. Так
К филармонии съезжались гости. К ковровой дорожке подкатывали эксклюзивные автомобили, прибывшие из Москвы и Петербурга, а из них появлялись сильные мира сего со своими блестящими женами и подругами. Вся округа сверкала от блеска многокаратных бриллиантовых украшений. Тысячная толпа горожан улюлюкала и визжала, если узнавала столичную знаменитость в лицо. Тысячи фотовспышек сопровождали именитых гостей ко входу. Здесь еще крупный снег пошел, и вечер обещал стать предвестником волшебного своего продолжения.
Конферансье Шарманский, прячущийся за колонной филармонии, важно вещал в микрофон, объявляя прибытие высокопоставленных особ:
— Господин Митрофанов с супруго-о-о-ой!
У дверей официанты в белом встречали гостей дорогим шампанским, о стоимости которого тотчас разузнали журналисты и разослали по своим изданиям информацию, что элита, прибывшая в Ковров, пьет напитки стоимостью три средние зарплаты среднего ковровского служащего за бутылку. Но кого этим удивишь в наше время. Редакторы просили об эксклюзиве, чё нам ваше шампанское, давайте кто и с кем да под каким кустом, но добыть клубничку было трудно, почти невозможно, так как у каждого прибывшего на концерт имелась собственная служба безопасности, почти равная президентской.
— Министр культуры Российской Федерации господин Пусковой!
Министр взбежал по ступеням бодро, но один, без супруги. В обществе укоренилось мнение, что руководитель культуры — парень нетрадиционной сексуальной ориентации. Но народ относился к такому грешку снисходительно, позволяя артистам все такое,о чем трудовому человеку непостижимо и подумать.
С противоположной стороны от входа, где работал Шарманский, в специально отгороженном месте, были установлены телевизионные камеры всех главных каналов страны. Всякую областную гопоту сюда не допустили. Те снимали с деревьев, имея второсортную картинку на выходе.
Ведущие в смокингах, напудренные и напомаженные, рассказывали биографии и интересные факты из жизни прибывающих гостей.
— Господин Меликя-а-а-ан с супруго-о-о-ой! — возвестил Шарманский.
— Крупнейший акционер нефтяной компании, — воодушевленно комментировал ведущий. — Двадцатое место в русском «Форбсе». Женат на внучке члена Политбюро ЦК КПСС, двое чудесных детей!..
— Господи Червяко-о-о-ов с супругой! — разнеслось на всю площадь.
Комментировать появление этого гостя телеведущий не стал. Должностей официальных у того не имелось, но все знали, что бородатый дядечка в скромном костюме — всего лишь серый кардинал
— Валентина Карловна Шмакова-а-а!
Ну, губернаторскую жену народ знал, многие зашептались, что она прибыла одна, без мужа, совсем не в радостном настроении. Женщина помахала ручкой вправо-влево и скрылась в здании филармонии.
— Вице-спикер Государственной думы господин Ду-у-унц с супруго-о-о-ой! — оповестил округу Шарманский.
— Молодой, энергичный, — разливался комплиментами ведущий в эфир. — Лидер партии, отличный футболист, еще недавно радующий нас своей игрой!
— Мэр города Коврова…
Жители утопили своего главного в улюлюканье, громких овациях и восторге. За что-то горожане любили своего мэра, хоть и не было их житие отличным от других крохотных городков России.
Ведущий телеканала ремарок на прибытие местного мэра не давал, понимая, что такую мелкую фигуру вырежут из репортажа наверняка.
К ковровой дорожке подкатил длинный лимузин, и толпа, увидев лишь ножку, показавшуюся из открывающейся двери, завыла, завизжала от восторга так, что и в столице могли услышать. На дорожку полетели цветы, какие-то маленькие коробочки с сувенирами, мягкие игрушки…
— Народная артистка Советского Союза, — голос Шарманского достиг самых высоких нот звучания, — Примадонна отечественной эстрады…
Ему не дали договорить. Народ сам назвал имя своего кумира и принялся его скандировать, словно имя Сталина на первомайской демонстрации в пятидесятом году.
Она шла неторопливо. Улыбалась приветливо, к цветам и другим мелочам не нагибалась… Примадонна, одним словом…
Этот выход ведущий сопроводил целым океаном слов. И великая, и несравненная, и самая загадочная!.. Поговорил на темы: что Сама приехала без мужа, что выпустила новую коллекцию одежды для грудных детей, что даже молоко пастеризованное, не все конечно, но с ее фабрики, будет носить имя нашей великой!..
Гость все шел, да отборный гость, а Шарманский все представлял и представлял. И политиков, и олигархов, и лидера Российского еврейского конгресса, кого-то из администрации Президента…
Особо народ позабавило появление на красной дорожке сержанта патрульно-постовой службы Жевакина, который вылез из полицейских «жигулей» и в мятой, выцветшей форме зашагал к дверям филармонии.
— Сержант полиции! — возвестил Шарманский, и народ в едином порыве заржал.
Наблюдающий за обстановкой через веб-камеру полковник Крутоверхов не без удивления поинтересовался:
— Это что еще за явление сержанта народу?
— Может, у него билет есть?
— Все билеты именные! — напомнил полковник. — Сообщите там нашим, когда будет подходить к дверям, чтобы его тихонечко ликвидировали.
— Замочить, что ли?
— Пошутите мне еще там! — нестрого рявкнул Крутоверхов.
Сержант Жевакин вовсе не собирался на концерт человека-ксилофона. Просто он поспорил со своими товарищами на ящик пива, что прошагает по ковровой дорожке от ее начала до конца. Что он, собственно, и сделал.