Теория описавшегося мальчика
Шрифт:
— Какой славный у тебя сын, — улыбнулась девушка, ловя его напряженный взгляд на своей груди. — На птицу похож!
— Он и есть птица! Никчемный дятел! Днем — как все люди, а ночью летает черт знает где! Вороний сын!
Викентий несколько раз моргнул, будто слезы прогонял, а затем тоненько, в самом высоком частотном диапазоне едва слышно завыл.
Якова Михайловича всего перекорежило. В желудке взбурлило, а в мозгу словно свинец расплавился. Психиатр скрежеща зубами замахал на сына руками, взмолился глазами
Викентий закрыл рот, сжал губы и смотрел в ответ на отца глазами, полными ненависти.
— Какой у вас талант! — поразилась девушка.
Яков Михайлович приходил в себя, лежал на подушках весь потный и ослабший.
— И что полиция? — едва слышно поинтересовался он.
— Забрала трупы.
— А Загладина?
— И ее.
— У нас есть «оливье»! — предложила Настя. — Вы голодны?
Викентий быстро сел к столу, в один присест доел салат и обглодал косточки, оставшиеся от курицы. Затем утер рот салфеткой и опять уставился на голую грудь цыганки.
— Вы не против? — спросил.
— Что именно?
— Я о сексе!
Она поднялась с кровати, ослепляя пространство ковровской гостиницы великолепной наготой.
— Я совсем не против! — прошептала.
Поманила молодого человека пальчиками и пошла в другую спальню, переступая стройными ногами медленно, дабы дать возможность полюбоваться Викентию своей спиной.
Яков Михайлович лежал под одеялом, и теперь под крики молодежи ему было холодно как никогда. Трясся, как мокрая собака на морозе. Он опять пытался думать на многие темы. Стоит ли ему ревновать к сыну? Лучший ли Викентий любовник, чем он сам, и что будет завтра на представлении этого самозванца. Где-то на самом глубоком уровне Яков Михайлович чувствовал, что завтра — главный день его жизни.
Неожиданно он заснул, и снилась ему Адочка, его прелестная жена, покинувшая мужа так рано, до сроку. Яков Михайлович заплакал во сне и ронял слезы в простыни, пока образ Адочки вдруг не трансформировался в мертвую ворону, валяющуюся на мусорной свалке. От приснившегося кошмара психиатр проснулся и обнаружил за окнами вечер. Он услышал, как за стеной смеются Викентий с Настей Поляковой, и подумал, что жизнь кончается. Полежал еще чуть-чуть и сам себе сказал:
— Но не сейчас!
В халате, с раскуренной сигарой, придав лицу выражение важности, он вышел к молодежи и застал их сияющими, как будто счастливыми. Влюбились, что ли?
— Добрый вечер, папа! — поздоровался Викентий.
— Как спалось? — поинтересовалась Настя.
— Тебе не пора? — спросил Яков Михайлович.
— Есть еще пара часов, — успокоил Викентий. — Мы можем поговорить.
— О чем?
— О завтрашнем дне.
— Чтобы избежать импровизации, — добавила Настя.
Яков Михайлович плюхнулся в кресло, глубоко затянулся и пустил под потолок дымовое колечко. Оно медленно поднималось к ажурному
— Ну что ж, давайте поговорим!
— Мне кажется, я беременна! — вдруг произнесла Настя. Иван был сосредоточен на завтрашнем выступлении, ловя видения, посланные мирозданием.
— Именно, что кажется.
— Я чувствую! — настаивала девушка. Щеки ее горели румянцем, как будто она только с мороза.
— Так бывает…
— Ты женишься на мне?
— Я обещал… — Иван старался не упустить послание звезд. — Настенька, у меня завтра очень важный день, в котором ты мне помогаешь! Ты не забыла?
— А наш ребенок? Это не важно?
Ивану вдруг захотелось ее ударить. Он внезапно вспомнил деда, его раскосые глаза и жидкую бороденку. Медведь! — прошептал дед. — Убей его!
Настя продолжала говорить о том, что никогда еще так серьезно не думала о материнстве. Но, безусловно, ей очень хочется стать матерью. Первым она ждет мальчика, чтобы назвать его Иваном, в честь отца… Пока Настя щебетала о своем будущем материнстве, Иван задумался о неожиданном послании деда. Что имел старик в виду? Что она, Настя, — медведь?.. Но медведей не существует!..
— А потом можно и девочку! Мою маму звали Мариной. Но она умерла при родах. Наверное, это нехорошо — называть девочку именем бабушки, которая умерла при родах…
— Замолчи! — вдруг заорал он на нее.
Девушка осеклась, какое-то мгновение не понимала, что окрик относится к ней, даже оглянулась вокруг, а потом вдруг по-детски заплакала. Ей до обморока захотелось домой, к своему любимому дедушке, прижаться к нему, к его груди щекой! Слушать родное сердце, закрыть глаза и никого не бояться.
— Прости! — Иван погладил ее волосы. — Прости, я не хотел обижать тебя. Просто мне так сейчас тяжело!
Она поглядела ему в глаза, в которых можно было найти то, что ей было необходимо. И сейчас же она нашла в них истинное раскаяние. Она была в этом уверена.
— Конечно, я тебя прощаю! — Она целовала его лицо и руки. — Я тебя прощаю! Я же люблю тебя!
Они обнялись, и Иван еще раз проинструктировал Настеньку о том, что она должна делать на сцене.
— Понятно?
— Да, любимый! Я все поняла.
Жагин проснулся… Он понял, что проснулся, только через несколько минут. Смотрел на потолок купе и не понимал ни себя, ни того, что происходит. Где он? Что он? В голове и перед глазами молоко. Продюсер закашлялся, и из его рта вылетел крохотный вертолет, покрутился над его лицом, хлопоча лопастями, посветил фонарем Жагину в глаз, а потом, упав на пол, разбился.
Андрей Васильевич пришел в себя мгновенно, словно мозги с похмелья окатили ледяной водой. Он потрогал свою голову и понял, что она увеличилась в объеме существенно.