Теория описавшегося мальчика
Шрифт:
— Митя! — позвал Жагин. — Митя!
Рыжий охранник явился тотчас, и продюсер прочел на его лице невольный испуг.
— Что, большая? — спросил.
— Огромная! — обалдело разглядывал подчиненный.
Жагин несколько минут молчал, думал, принимая решение, потом попробовал подняться с кровати. Руки-ноги работали, но затылок так и не удалось оторвать от подушки. Неподъемным пушечным ядром голова лежала на подушке.
— Дай зеркало!
— Кушать будете? — Митя взял косметическое зеркальце и вложил его в большую ладонь Жагина.
— Нет, не
— Одна минута.
Митя убежал, а Жагин принялся рассматривать свою голову. Она была поистине огромна. С метеорологический воздушный шар, не меньше. Ежик волос, который вырос за последнее время, осыпался в постель… Импресарио потрогал лицо. Кожа как на старом бубне — сухая и шершавая, растянувшая рот, превратившая его в длинную тонкую полоску. То же самое и с глазами — вытянулись в щели окончательно. И еще Жагин заметил на коже потемнения в некоторых местах, как если бы у него родимые пятна были гримом замазаны. А между потемнениями — некая синюшность, будто лицо били кулаками.
После осмотра своей головы Жагин окончательно понял, что умирает и что его кончина произойдет в самом скором времени. Он не переживал, даже испытал некое положительное чувство приятия своей судьбы. Ему не хотелось спрашивать пустоту, за что он так рано, не ко времени кончается. Жагин всем своим существом надеялся, что где-то там, в неизвестности, он встретит свою Образиночку и обнимет ее, и поцелует. И если у него там будут волосы, он непременно покрасит их в рыжий цвет, как у дочери…
Вернулся рыжий охранник Митя. Он принес большую чашку кофе и участливо глядел на своего руководителя.
— Послушай, Митя, — обратился импресарио, поняв, чем нравится ему этот парень, — ты мне должен помочь! — И выпил кофе залпом.
— Конечно, Андрей Васильевич!..
— Сегодня я не смогу присутствовать на концерте Ивана Диогеновича.
— Я понял.
— Весь процесс организован, надо только следить за точностью его выполнения.
— У вас всегда и все работает как часы.
— И у тебя все будет работать как часы.
— Не понял, Андрей Васильевич?
— Я же сказал тебе, что не смогу быть сегодня на концерте.
— Как же это?
— Наверное, я умираю, Митя. И ты будешь сегодня наблюдать за процессами на сцене. От моего имени.
— Я не смогу! — испугался охранник. — И не умрете вы!
— Не нервничай. — Жагин почувствовал, как зашумело в ушах, затем под кожей затрещало. То кости черепа опять расходились. Он переждал, затем продолжил: — Все у тебя получится, тем более весь штат обучен и знает, что делать. Кто будет спрашивать обо мне — занемог, говори. Ивану Диогеновичу сообщишь об этом только в филармонии. Не раньше. Организуешь доставку человека-ксилофона до места, выполняй все его требования. — Он еще раз попытался оторвать голову от подушек, но тщетно. — Деньги в шкафчике. Много денег. Ты сможешь стать продюсером и везти программу дальше по России…
— Не смогу я, — волновался Митя.
— Сможешь! Тобой будет гордиться твоя мать! А так — какой-то охранник! Давай
— Попробую!
— Не «попробую»! А «я смогу!!!».
— Я смогу!
— Громче!!!
— Я смогу-у-у!!!
— Вот и хорошо, — Жагин немного передохнул, дышал тяжело, ртом. Даже грудь не вздымалась у большого человека с огромной головой. Нос вообще не впускал в себя воздух, расплющившись на лице, прилипнув к коже ноздрями. — И держи связь с полковником Крутоверховым. Мне кажется, он мужик надежный. Опасайся дятлов! Посмотри за окно! Видишь, они там, на соседнем вагоне сидят?
— Ага…
— Мерзкие твари!.. А теперь самое главное…
— Я слушаю, Андрей Васильевич.
— Сейчас рано темнеет?
— Да, часа в четыре.
— Найди большой крытый грузовик с лебедкой…
— Отыщем!
— Возьми ребят, кто не болтает, да покрепче…
— Найдем!
— Здесь есть какое-нибудь поле?.. Ну, где пшеницу, что ли, сажают? Сельскохозяйственное?
— Тут одни поля и есть вокруг города. Бескрайние. С Советского Союза земля пустует. От Москвы далеко — никому не нужна! Не сеют, не пашут, и коммерсанты не добрались!
— Вот и хорошо. Как стемнеет, вынесете меня с ребятами наружу, на грузовик поднимете, и поедем в поля.
— Как скажете, Андрей Васильевич!
В небе над Ковровом после полудня загрохотали вертолеты. Как частные, так и официальные, они приземлялись вокруг губернаторской резиденции. Для каждого прибывшего имелась комната и полное обслуживание. Губернатор с женой встречали именитых гостей радушно и старались угодить всем. Глава области понимал, что, если все пройдет на высшем уровне, для него возможен карьерный рост. Он очень хотел стать полпредом Президента. Просто очень! Но до концерта у него должна была состояться встреча с Мариной Весниной на ее квартире. Этого ему тоже очень хотелось!
В самом городе Коврове будто выходной объявили посреди недели. Никто не работал, все болтались по городу зеваками, ели шаурму, приобретали сувениры и запускали в небо воздушные шары.
— Купи шаурму! — просил мать смышленый мальчик Витя.
— Она из кошатины, — отвечала женщина зло. Накануне она поссорилась со своей матерью, которая обозвала ее дурой за то, что она не удержала мужа. Женщина в ответ вспылила и проехалась по матери, что у той вообще никогда мужа не было. Мать пила потом валерьянку и охала, что жизнь никаким боком не сложилась. Даже родная дочь попрекает.
— Пусть из кошатины, — ныл Витя. — Купи!
Мать отвесила сыну звонкий подзатыльник.
Мальчик поморщился и сказал, что разделяет слова бабушки, что мама дура!
— Папа меня скоро заберет, и ты останешься совсем одна!
Мать села на тротуар и, никого не стесняясь, зарыдала в голос. Мальчику Вите стало жаль ее, у него тоже никого не было, а потому он принялся гладить женщину по волосам и обещать, что никогда ее не бросит:
— Я вырасту и тоже стану человеком-ксилофоном!