Теория вечной жизни
Шрифт:
В молекулярном мире, однако, мы можем представить обстоятельства, окружение, иллюзии и привычки физической жизни, которые симулируются и даже приобретают некое поддельное существование, хотя и разлученные с клеточными телами, которое лишь и давало им смысл.
Поскольку бытие человека не изменяется со сменой состояния, эти желания, которые заполняли бытие человека в физическом мире (будь то желания богатства, комфорта, женщин, еды, питья или чего-то еще), по-прежнему владели бы им здесь, и, не имея возможности наслаждаться физическими объектами по своему желанию, он должен был бы удовлетворяться их молекулярными запахами или эссенциями.
Эванс-Венц рассказывает любопытную историю о жителях одной из деревень Юго-Восточной Индии, ритуально поливавших могилу умершего европейского плантатора особыми сортами пива и виски, чей дух, как они утверждали, не оставил бы их в покое, если бы
То же, что физическое желание для тела, необузданное воображение – для ума. Это также главный показатель бытия человека. Какой же тогда окажется роль воображения в молекулярном мире души? В материальном мире мечтания человека о радужных или гибельных возможностях всегда рано или поздно ограничиваются фактами физического существования, необходимостью обеспечивать едой и кровом физическое тело или своих ближних. Здесь человек должен иногда выходить из своих снов – хотя бы для того, чтобы поесть или не попасть под колеса. Но в нематериальном мире – не имеющем препятствий в материальности – он мог бы полностью жить в мечтах. Он мог бы проводить все свое время среди сцен и обстоятельств, созданных его воображением, играя там свои любимые воображаемые роли, лишь с небольшими перерывами – как те, что возникали бы от равно воображаемых страхов, идущих из других сторон его ума. Такие воображаемые декорации, приключения и персонажи зависели бы, разумеется, от опыта, стремлений и представлений самого человека в жизни, и у каждого индивидуума они были бы разными. В «Тибетской книге мертвых», например, для каждого дня после смерти описаны крайне сложные и подробные видения богов, демонов, небес и адов, но всегда с напоминанием умершему:
23
Evans-Wentz W. Y. The Tibetan Book of the Dead. P. XXXV. – Примеч. авт.
«Не бойся этого. Не ужасайся. Не благоговей. Различи, что это воплощения твоего собственного интеллекта» [24] .
Таким образом, если каждый человек может в молекулярном мире пережить свой собственный рай и ад, все это не является объективной реальностью. Он будет жить только среди теней реальных вещей, никогда не способный, как Тантал, ни дотронуться, ни попробовать виноград, висящий перед ним. Такова была бы участь людей чисто физической природы в не-физическом мире. Это те самые тени умерших в греческом Гадесе, несчастные духи в тибетской Преталоке, томящиеся по тому, чего никогда не смогут иметь.
24
Evans-Wentz W. Y. The Tibetan Book of the Dead. P. 141. – Примеч. авт.
Вместе с тем мы должны помнить о том принципе, что обычные неподготовленные люди никогда не могут судить о бытии или оценивать внутренние ценности и реальные привязанности других людей, ибо их собственные привычки и предрассудки неизбежно преграждают им путь. Так, может случиться, что некоторые люди, которые кажутся нам безраздельно преданными физическим ощущениям, на самом деле могли повернуть в эту сторону от разочарованности более искусственными сторонами человеческой жизни; или за счет роста сознания они могли научиться питать физическими впечатлениями как интеллектуальные, так и эмоциональные стороны своей натуры. Очевидно, что участь таких людей в невидимом мире может оказаться очень отличной от описанной выше.
Ибо только один фактор станет отделять чистилище, в котором страдают животно-чувственные, от невообразимого рая нового знания, свободы, опыта и истины. Этот фактор – различие между желаниями и стремлениями людей различного бытия.
Ибо если у людей физического аппетита смерть отнимает единственное средство наслаждения, то у людей с бескорыстными и благородными импульсами она отнимает главное препятствие и представляет невероятные возможности удовлетворения их стремлений. Человек, который стремился к знанию и в таком поиске мог забывать личные желания и слабости, в этом новом состоянии получил бы возможность понимать посредством прямого восприятия работу природных законов. Его молекулярная структура, например, позволила бы ему воспринимать природу магнетизма, звука, музыки и так далее; он мог бы расширить свое восприятие до понимания существа гор, морей и других органических образований, слишком больших для охвата физическими чувствами. И поскольку самый низкий предел физического зрения и осязания, работающих через клеточные инструменты, – это отдельный предмет на шкале больших клеток, то восприятия молекулярного тела, как можно ожидать, будут проникать в царство отдельных молекул.
Тело из молекулярной материи, наделенное человеческим разумом, было бы само и микроскопом, и телескопом, а также инструментом для многих других видов сверхфизического ощущения, еще не симулированного инструментами человеческого изготовления. Ученый, оснащенный таким образом, если он не парализован чисто человеческими страхами и слабостями, определенно существовал бы в своем собственном особом раю.
Также и поэт, полагаясь в физическом мире только на смутные предчувствия эмоций, сцен и настроений, на расплывчатое ощущение бытия мужчин, женщин, городов, морей и лесов, мог бы там воспринимать природу таких вещей напрямую, проникновением, а не восприятием извне. Филантроп смог бы, наконец, понимать истинные нужды других вместо того, чтобы навязывать им свои собственные. А человек, желающий учиться, в одно мгновение сумел бы пройти через весь мир в поисках учителя того уровня мудрости, который ему необходим.
Так возможности в молекулярном мире были бы ограничены только воображением, затемняющим истинную природу вещей личными декорациями ума, и жесткостью ощущения «самого себя». Ибо именно это последнее помешало бы человеку войти в мир бесконечных форм, теперь открытый для него, так же как в жизни какой-нибудь средний буржуа не может помыслить о том, чтобы войти в портовую таверну или явиться на дворцовый прием просто из чувства, что он «человек не того сорта». Даже в физическом мире человеку открыты бесчисленные возможности, которые остаются нереализованными не из-за какого-то реального препятствия, но всего лишь из-за сомнения в себе, беспокойства, страха перед мнением других людей и так далее. Конечно, здесь такие воображаемые препятствия поддерживаются и оправдываются настоящей бедностью, настоящими болезнями, настоящей болью и настоящими недостатками тела и ума. Но там, в не-физическом мире, не было бы таких объективных препятствий. Все зависело бы только от того, что человек сам о себе думает и требует от себя.
Человек, который думает о себе как о физическом теле, будет жить там в теневом подобии физического мира, терзаемый невозможностью наслаждения тем, чего больше не существует. Человек, который думал о себе как о миллионере, будет продолжать накапливать воображаемое богатство и иметь воображаемую власть, все время отягощенный заботами о сохранении того, чем он уже не обладает. С другой стороны, человек, который думал о себе как о математике, станет жить в мире математических законов, а биолог – в мире природных, так что их последующие открытия в физическом мире можно будет, наверное, объяснить смутными воспоминаниями о таких законах, напрямую воспринятых в сверхфизических мирах между смертью и жизнью.
Так же и человек, который искренне верил, что все существует в Боге, и в такой вере был способен полностью забыть о своем личном существовании, мог бы пережить эту истину на самом деле. И если ему это удалось, то невозможно предположить, что знание и уверенность такого опыта могут когда-либо оставить его, независимо от обстоятельств его последующего рождения.
Глава VI
Время в невидимых мирах
Хотя все, что мы предположили о невидимых мирах, кажется одновременно и чудесным, и правдоподобным, мы все еще не вполне освободились от нашего обычного восприятия физической жизни. Ибо там все должно быть полностью наоборот, противоположно и вопреки тому, что нам известно здесь. Именно по этой причине тот мир для нас невидим, как лицевая сторона монеты должна быть невидимой тому, кто смотрит на ее обратную сторону.
Что для нас труднее всего вообразить с этой противоположной точки зрения, так это время. Наше обычное представление о времени таково: существует одно время, текущее в одном направлении, с одной скоростью. Мы уже пытались разрушить наше понятие об одной скорости этого потока и показали, что есть все основания полагать, что поток времени становится все медленнее и медленнее позади нас (в направлении к прошлому) и все быстрее и быстрее впереди (в направлении к будущему). Мы постарались увидеть последствия такого ускорения времени и природу других миров, к которым оно должно вести.