Теперь я знаю...
Шрифт:
— Повесим, — говорит, — эту. И эту.
Я посмотрел. На одной нарисована рыба с лимоном, а на другой — лес из елок.
— Зачем,— говорю,— тебе портрет рыбы? Лучше пусть красавицы висят.
— Портрет, — говорит папа, — это когда рисуют человека. А если художник изображает цветы, фрукты, битую дичь, рыбу — это натюрморт. Французское слово, означает «мертвая природа». Здесь нарисован не портрет рыбы, а замечательный натюрморт знаменитого голландского художника. Видишь, какой лимон? Во рту кисло!
Я всмотрелся и сглотнул слюнку: правда кисло.
—
— Нет, — говорит папа. — Если художник рисует природу — это пейзаж.
Я сказал, что такое слово слышал. Песня есть. И запел:
Ах, верни Саш, ах, верни Саш!
Какой портрет, какой пейзаж!
А вы вдвоем, но не со мною...
Папа сказал, чтобы я прекратил, а то от моего пения у него уши вянут.
— Поешь, — говорит, — а значения слов не понимаешь. Что такое вернисаж?
Я честно сказал, что не понимаю, каких Саш они хотят вернуть.
Папа совсем рассердился:
— Каких еще Саш? Что ты мелешь?
— Там же, — говорю, — поется: «Ах, верни Саш, ах, верни Саш!»
— Да ты у меня еще и каламбуры сочиняешь! — развеселился почему-то папа.
— Какие такие каламбуры? — обиделся я. — Первый раз слышу!
Папа все объяснил. Оказывается, это не «верни Саш», а «вернисаж» — французское слово. Когда художники свои картины выставляют напоказ — это выставка. А когда выставка первый день — это вернисаж.
— А каламбур, — сказал папа, — это игра слов, основанная на звуковом сходстве. Как у тебя получилось: верни Саш — вернисаж. У Пушкина есть отличный каламбур: по калачу — поколочу.
Натюрморт с рыбой мы повесили у папы над письменным столом. А пейзаж с елками — на другой стенке, напротив.
— Пусть родное Подмосковье напоминает, — сказал папа.
Стволы, листья и деньги
Солнце грело два дня и прогнало сырость.
Иван Федосеевич снова взял нас с Майкой в лес, за речку.
Лес за речкой негустой — как парк.
Идешь от одного дерева к другому по высокой траве, сам себе прокладываешь тропу.
Есть деревья с высокий дом, а есть как сарай. И все раскоряки.
Иван Федосеевич
Я спросил, почему береза каменная.
Оказывается, потому, что она, как камень, тонет в воде. Не как другие деревья, которые плавают. У нее очень плотная древесина — гвоздя не вобьешь.
— А почему она кривая? — спрашиваю. — Вся в загогулинах.
— По-научному — искривленная, — говорит Иван Федосеевич. — Она не может все время расти вверх.
— Вот барыня, — говорю. — Другие могут, а она нет.
— Другие здесь не растут, — говорит Иван Федосеевич. — Не выдерживают долгих ветров.
— Значит, — говорю, — она от ветра искривленная?
— Ветер ее формирует. Как бы тебе объяснить? — Иван Федосеевич почесал в затылке. — Представь себе: на конце веточки проклюнулась почка роста и совсем было собралась распускать листики. По вдруг с севера прямо на почку задул холодный ветер. Береза не стала разворачивать листики из этой почки. Она развернула листики из другой почки, защищенной от ветра. А эта первая почка замерла, затаилась до времени.
— Хитрая какая! — удивился я. — Затаилась и ждет, когда кончится ветер?
— Правильно! — говорит Иван Федосеевич. — А защищенная от ветра веточка растет, пока ветер ей не мешает. Переменится ветер, веточке станет холодно — и она замрет. А та, которая затаилась, снова начнет расти. Поэтому и получается у каменной березы ствол раскорякой и широкая, разбросанная крона.
— Крона, — сказал я, — это иностранные деньги, я знаю. У этих, которые в хоккее бывают чемпионы. Ну, которым наша команда иногда проигрывает.
— У чехов и у шведов! — включилась Майка.
Я думал, она не слушает, а ей, оказывается, тоже интересно.
У Ивана Федосеевича к глазам побежали веселые морщинки.
— Какие вы, — говорит, — в хоккее и в деньгах образованные! Верно, деньги у чехов, шведов, датчан, бельгийцев, норвежцев, исландцев называются кроной. Только эта крона к деревьям не относится. У деревьев крона — все ветки с листьями. Она увенчивает дерево. Как корона.
— Я знаю! — опять всунулась Майка. — Цари и короли на голове что носят? Корону. Корона какая? Золотая. Значит, драгоценная, денег стоит! И у деревьев крона драгоценная: без листьев дерево ничего не стоит.
— А вот и стоит! — скорей закричал я. — Без листьев будет бревно. А из бревен строят дома.
— Не горячитесь, братцы-кролики, — сказал Иван Федосеевич. — Вы оба правы. Только я не люблю, когда все меряют на деньги. Крона у деревьев, пожалуй, не драгоценная, а бесценная. Ведь каждый лист — настоящая кладовая!
— Что-то я не пойму, при чем тут кладовая? — пробурчал я.
Иван Федосеевич снова почесал в затылке и немножко подумал.
— Солнце светит, — стал он рассказывать, — и отдает листьям свою энергию. А в листьях есть особое вещество — хлорофилл. Замечательное вещество! Оно эту энергию поглощает. Понятно?