Теперь я знаю...

Шустова Инна Борисовна

Но папа почему-то не стал насмехаться. Сказал, что елка — дерево. У нее высокий и прочный ствол. А кедровый стланик — кустарник. У него ствол совсем короткий, а ветки длинные. Ветки и стелются по земле.

— В этих краях, — говорит, — хвойные не растут. Кроме кедрового стланика и пихты грациозной.

— Я что-то здесь никакой пихты не видел, — пробурчал я.

— Это естественно, — говорит папа. — Роща пихты грациозной растет только в одном месте. В шести километрах от океана. Туда мы и идем.

Значит, пихта и есть ботаническая загадка Камчатки? Мне стало скучно.

Подумаешь, пихта! Обыкновенное хвойное дерево. Но я ничего не сказал. Чтобы опять не сморозить глупость.

Путь был долгий. Мы два раза делали привал. А потом вышли на тропинку, каких я еще не видел. она ушла в землю по самую мою коленку. Утопталась.

Идем по тропе, а по бокам трава. Высокая, выше моей головы. И кусты путаются ветками над головой, как тоннель. Взрослым приходится пригибаться.

Вдруг Иван Федосеевич — он шел впереди — остановился. Поднял с земли сухую ветку и как хрустнет ею — сломал.

— Стойте, братцы-кролики! — говорит очень громко и подзывает папу глазами.

Папа шел последним. Так в походе полагается: впереди идет главный, потом те, кто послабее. А в конце — который следит за порядком, чтобы никто не потерялся.

— Команда, ни с места! — приказал папа и подошел к Ивану Федосеевичу.

Они присели па корточки и стали что-то разглядывать и фотографировать.

Мы с Майкой не утерпели и подкрались посмотреть. Видим — трава примята и приподнимается, будто па ней только что лежал кто-то большой и ушел. А рядом — горка черных орешков вперемешку с ягодами. От них идет пар и противно пахнет.

Иван Федосеевич встал с корточек и говорит опять очень громко:

— Тут только что медведь был. Видите — испражнения. Мы его спугнули.

Я смотрю, у Майки глаза сделались круглые-круглые.

— А вдруг он вернется и нападет? — говорит она, а сама меня за руку схватила.

— Не вернется! — Иван Федосеевич стал засовывать в футляр фотоаппарат. — Я этого мишку хорошо знаю. Не раз встречались. Это его тропа, он ее протоптал, чтобы ходить к речке — пить и за рыбой.

— Так надо тихо! — сказал я. — А то он рассердится, что мы ходим по его тропе.

Иван Федосеевич снова поднял сухую палку и с треском поломал ее о колено.

— Медведя надо предупредить, чтобы не застать врасплох. Он зверь осторожный, не станет нападать первым. Уйдет подальше.

Папа что-то записал в записную книжку и говорит:

— Вперед, друзья! Роща уже близко.

Мы пошли быстро-быстро. Иван Федосеевич громко разговаривал с папой. То он, то папа поднимали с тропы сухие ветки и переламывали их, чтобы они трещали, как выстрелы. Медведь будет знать, что мы идем, и уступит дорогу.

Мы с Майкой немножко отстали, и она меня спросила шепотом:

— Ты здорово испугался? Я сначала совсем струсила, а потом ничего.

— А я, — говорю, — сначала ничего, а потом напугался.

И вдруг я неожиданно для себя взял ее за руку и сказал тихо-тихо, чтобы

никто не услышал, кроме нее: Не бойся, если медведь нападет, я буду тебя защищать.

Она посмотрела на меня и так улыбнулась, что у меня внутри от радости что-то запрыгало. Сердце, наверное.

— Братцы-кролики! — закричал Иван Федосеевич. Где вы застряли? Идите скорей! Вот она, пихта грациозная!

Если честно, пихта мне не понравилась. Обыкновенная елка. Некоторые пихты совсем тощие и облезлые. А некоторые толстые, высокие.

Мне больше понравился стол на опушке. Настоящий! Будто сам вырос из земли. И вокруг — скамейки.

Иван Федосеевич сказал, что это его хозяйство.

— Располагайтесь, — говорит, — братцы-кролики, перекусим, отдохнем. А после обеда Андрюшин папа прочитает нам лекцию про пихту. Он ведь у нас специалист по пихте грациозной! — И весело посмотрел на папу.

Вот это да! Я и не знал, что папа изучает пихту. Он мне никогда не рассказывал.

Папа почему-то стал весь красный и закашлялся.

— Какой, — говорит, — я специалист! Только начинаю заниматься изучением вопроса.

Когда мы пообедали, Майка тронула папу за рукав.

— Скажите, пожалуйста, — говорит, — почему вашу пихту называют ботанической загадкой?

Папа после обеда стал веселый, обнял сам себя руками и говорит:

— Ничего не поделаешь! Придется читать лекцию, раз публике интересно.

— Интересно! Интересно! — закричал я. — Просим! Просим!

Андрюшин альбом. 17

Обычная еловая шишка растет вниз, как сережка. Приходит время, чешуйки раскрываются, и семена высыпаются вниз. На ветках остаются пустые шишки.

Шишка пихты всегда растет вверх. Когда чешуйки раскрываются, семена не высыпаются, а вместе с чешуйками одна за другой отваливаются от стерженька шишки. На ветвях остаются голые, острые, как гвозди, стерженьки.

Папина лекция

— Впервые, — начал папа свой рассказ, — о Камчатской пихте написал русский исследователь Камчатки Степан Крашенинников. Он путешествовал по этим местам более двухсот лет назад. Крашенинников говорит, что «по низменным холмикам растет малое число пихтовнику» и такого дерева «нигде на Камчатке более не примечено».

Камчадалы — жители Камчатки охраняют этот лес, как заповедный. Пихты нельзя не только рубить, но и прикасаться к ним. Старики передают из уст в уста легенду, что всякий, кто дерзнет прикоснуться к пихте, непременно умрет.