Теплая Птица (отредактированный вариант с альтернативной концовкой)
Шрифт:
Темнота. Тишина.
– Ахмат!
Открываю глаза, вижу склоненного надо мной отца Никодима.
– Пора. Лорд-мэр ждет.
7. Видят ли овощи сны
До административного комплекса мы дошли молча. Отец Никодим теребил бороду. Автоматчики посторонились, пропуская нас в длинный коридор, пахнущий пылью и крысиным пометом. Подошвы глухо стучали по доскам.
Коридор закончился широкой лестницей. Отец Никодим стал подниматься по ней, я – следом, догадавшись, что мы из одноэтажной пристройки перешли в пятиэтажную башню.
На первом этаже – площадка со стеклянными дверями, перед которыми дежурил автоматчик. Отца Никодима он словно не заметил, а на меня бросил завистливый взгляд. За дверями виднелись витражи из цветного стекла, бросающие повсюду разноцветные блики. Под витражами – бесконечные ряды деревянных многоярусных нар, на которых – люди. Сотни, а может, тысячи, людей.
То же самое на втором, и на третьем, и на четвертом этажах.
– Теплица номер четыре, – отец Никодим кивнул на стеклянную дверь.
Автоматчик посторонился, дав мне возможность рассмотреть теплицу номер четыре. Люди, лежащие на нарах, неподвижны, кожа бледна, веки сомкнуты. Многие – в неестественных позах.
– Все эти люди, – проговорил я, подавляя тошноту, – они мертвы?
– Они спят, – сказал отец Никодим, – так же, как спал ты, я, вот он, – кивнул на автоматчика. – Лорд-мэр приказал собрать их со всей резервации. Время от времени они просыпаются и пополняют Армию.
– Так долго?
– Что – долго?
– Так долго спят?
– Сон протекает у всех по-разному. Кто-то, как ты или я, очнулся почти сразу, эти вот заспались…
Автоматчик негромко хохотнул.
– Стрелок, – обратился к нему отец Никодим. – Дозволь нам с конунгом осмотреть теплицу.
– Но, ваш крест…
– Туда – назад. Видишь, Ахмат хочет знать, как все устроено.
Глава ОСОБи взглянул на меня.
Автоматчик с явной неохотой пропустил нас за стеклянную дверь.
Едва различимый запах тления витал в воздухе. Значит, не все в теплице – спят…
Отец Никодим повел носом и недовольно обратился к подошедшему работнику в робе, похожему на крысу, вставшую на задние лапы.
– Плохо работаешь, Епифанцев.
Глазки Епифанцева суетливо забегали.
– В чем же дело, ваш крест?
– Как в чем? Ты что, не чуешь – мертвечиной разит?
Епифанцев втянул воздух: крылья тонкого горбатого носа расширились, показав в ноздрях кустики черных волос.
– Не чую, ваш крест.
– Ну, так я тебе говорю.
– Ваш крест, овощей много, трудно найти дохлого.
Я догадался, что овощами работник теплицы называет спящих людей. Среди них больше мужчин, но встречались и женщины, одна, – рыжеволосая, лежащая на нарах нижнего яруса, привлекла мое внимание. Я приблизился. Чем-то похожа на Марину. Да, волосами. Я взял рыжую прядь: у моей женщины волос мягче, нежнее.
Тяжелая рука легла на плечо. Я обернулся.
– Что, Ахмат, понравилась? – отец Никодим подмигнул.– Пришлю к тебе, если проснется.
– А сны?
– Что?
– Снятся ли им сны?
Отец Никодим задумался.
– Наверное, снятся. Нам всем снятся.
Я представил: бесконечный сон, вроде того, про казнь Серебристой Рыбки. Мурашки побежали по телу.
Овощи!
Темнота и лабиринт, наполненный страхами, радостями и болями. Лабиринт, построенный на обломках памяти, в который не войти, из которого не выбраться.
Овощи не видят снов.
Что-то начало расти внутри меня – вся моя жизнь в Русских Джунглях набухала, как овощ.
– Просыпайся.
Отец Никодим отстранился, Епифанцев захихикал.
– Просыпайся! – заорал я и ударил рыжеволосую женщину по щеке. Даже краткое соприкосновение передало холод ее тела.
Блуждающие в лабиринте. Ау! Сюда! Выход здесь!
– Просыпайтесь.
Я побежал вдоль нижнего яруса.
– Просыпайтесь!
Отец Никодим что-то крикнул.
Стена. Я остановился. У лабиринта нет выхода.
– Ахмат!
Глава ОСОБи улыбался, пока я подходил. Епифанцев вытирал ладонью выступивший пот.
– Посмотри-ка, Ахмат.
Рыжеволосая женщина сидела на нарах, тараща на нас непонимающие глаза. Ее губы пошевелились (синеватые, тонкие), но не издали ни звука.
– Черт подери, – сказал Епифанцев.– Впервые такое вижу.
– Что такое? – обратился к нему отец Никодим, на лице которого еще не угасла улыбка.
– Впервые вижу, чтобы овоща разбудили, ваш крест, – работник теплицы вытер взмокшие ладони о серую ткань робы, – обычно они либо сами просыпаются, либо вообще не просыпаются.
– Не думаю, что ее разбудил Ахмат, – задумался отец Никодим. – Скорее, просто настал ее час. Эй.
Он помахал рукой перед глазами женщины. Та не среагировала.
– Бесполезно, ваш крест, – ухмыльнулся Епифанцев. – После пробуждения овощу надо дней пять, чтоб оклематься. Бывают, конечно, исключения, но эта явно не из них.
– Хорошо, Епифанцев, вызывай людей. Пойдем, Ахмат.
Мы направились к стеклянной двери. Отец Никодим обернулся.
– Да, и еще, – он выразительно кивнул на неподвижно сидящую на нарах женщину. – Держи свой хуй на привязи, а то я тебя знаю.
Епифанцев почтительно закивал головой.