Тереза
Шрифт:
Они гуляли по улицам предместья, на которых Тереза никогда не бывала. Она вспомнила свою детскую мечту: потеряться в чужих местах, а потом вернуться, оттуда, где тебя и не думали искать.
— Вот мы и пришли, — спокойно сказал Казимир. Она подняла глаза. Они стояли перед доходным домом, похожим на сотни других. Казимир, крепко держа ее локоть, вместе с ней вошел в парадное, они поднялись по лестнице, мимо дверей с прибитыми гвоздями визитными карточками или медными табличками, мимо коридорных окон, за которыми мелькали чьи-то вялые тени, и наконец на самом верху, под крышей, Казимир отпер скрипучую дверь. В довольно просторной прихожей не было ничего, кроме катка для белья, стены почти голые, на одной висел отрывной календарь. Через следующую дверь они вошли в ателье. Огромное окно было на две трети завешено темно-зеленым занавесом, так что в одной части комнаты был почти
Чтобы видеться с Казимиром чаще, чем раз в две недели, Терезе приходилось прибегать ко всякого рода хитростям. Она ссылалась то на посещение театра с приятельницей, то на необходимую встречу с братом. И поскольку в остальном она добросовестно выполняла свои обязанности воспитательницы, эти маленькие нарушения никого, по-видимому, не раздражали.
Приятель Казимира, с которым он делил ателье, по его словам, неожиданно вернулся из поездки, поэтому появляться там вдвоем было рискованно. Так что каждый раз, когда любовникам хотелось побыть одним, им приходилось ненадолго снимать жалкие клетушки в дешевых гостиницах, за которые, если Казимир был не при деньгах, платить была вынуждена Тереза. Делала она это охотно, даже с некоторым удовольствием. Правда, постоянное безденежье приводило к тому, что Казимир частенько пребывал в дурном настроении. А однажды без всякой видимой причины даже грубо накричал на Терезу. Но когда та, не привыкшая к подобному тону, молча поднялась с постели, быстро оделась и собралась уходить, он бросился перед ней на колени и стал умолять простить его, что она тут же и сделала.
В начале июля семья адвоката намеревалась переехать на лето в Ишль. Тереза подумывала уже подыскать себе другое место — только ради того, чтобы оставаться рядом с Казимиром. Но он отсоветовал и пообещал, что летом будет ее навещать, а может, снимет себе комнатку в крестьянском доме поблизости или же, если не будет другого выхода, придумает что-нибудь необыкновенное, только чтобы быть вместе.
В последнее воскресенье перед переездом в Ишль они совершили поездку в Венский Лес. Под вечер они сидели перед кабачком на поросшем травой склоне, окруженном шумящими кронами деревьев. За столиками люди пили, пели, смеялись, дети носились сломя голову, внутри кабачка, у открытого окна, сидел толстяк в одной рубашке и играл на губной гармошке. В тот день Казимир был при деньгах и ни в чем ни себе, ни Терезе не отказывал. Рядом с ними сидела супружеская пара с двумя детьми, Казимир завязал разговор с родителями, расхваливал прекрасный вид на долину Дуная, поднял за их здоровье бокал, аттестовал здешнее «винцо» как отнюдь не дарственное, расписал яркими красками благородные иностранные сорта, которые довелось ему попробовать во время путешествий, — «Veltliner», «Santa Maura», «Lacrimae Christi», «Xeres de la Frontera». Потом принялся рассказывать истории о вечеринках, на которых побывал, для увеселения компании изображал, как шатается и неразборчиво что-то бормочет пьяный, и, наконец, принялся под звуки губной гармошки напевать какую-то странно грустную мелодию. Все вокруг дружно захлопали, и Казимир поблагодарил, шутливо раскланявшись.
Тереза почувствовала, что настроение у нее все больше портится. Если она сейчас вдруг встанет и удалится — заметит ли он хотя бы? А если она вообще исчезнет из его жизни — будет ли он тосковать и волноваться? И, сама перепугавшись этого внезапного озарения, спросила себя, не стоило ли ей еще по дороге сюда сообщить ему о некоем опасении, для которого у нее, как ей кажется, есть причина и которое должно и его встревожить. Но теперь она конечно же не решится. Да и зачем? Ведь завтра ее опасение может оказаться напрасным.
Солнце уже давно село, лес стоял черный и тихий. Из долины мягко наползал вечер. Поперек склона, мимо кабачка, маршировали студенты в красных шапках. Тереза невольно вгляделась, нет ли среди них ее брата. Но ведь тот не носил никаких шапок. И что был членом студенческой корпорации, она ведь выдумала, как и многое другое. А что скажет Карл, если ее тревога окажется не напрасной? Ах, да какое ему дело до нее! Как, впрочем, и всем остальным. Перед кем она должна отчитываться? Ни перед кем, только перед самой собой.
Почти стемнело, когда они с Казимиром отправились домой. Он обнял ее плечи, и они стали спускаться по склону вдоль опушки леса. На крутом участке дороги им пришлось припустить бегом, она чуть не упала, оба хохотали, как дети. Казимир обнял ее покрепче, и Тереза опять пришла в хорошее расположение духа. Они быстро оказались в долине и весело зашагали по оживленным улицам, между садами и виллами. Потом поехали в город в переполненном трамвае. Настроение у Терезы внезапно вновь испортилось, зато Казимир, наоборот, чувствовал себя в толчее между усталыми женщинами, смеющимися детьми и подвыпившими мужчинами так вольготно, словно это и было его родной стихией. Тут же он ввязался в глупейший обмен репликами между пассажирами, изображал галантного кавалера, велел одному толстяку немедленно уступить место смазливой молоденькой девчонке и угостил всех сигаретами, купленными им в кабачке на холме. Тереза обрадовалась, когда они приехали. Жила она недалеко от остановки, у дверей дома они наскоро условились о следующей встрече в конце недели. И ей показалось, что Казимир вдруг заторопился. Она глядела ему вслед, пока дверь за ней не захлопнулась. Он даже ни разу не обернулся.
Тереза не могла спокойно дождаться следующего свидания. Два раза за это время написала ему короткие, нежные письма, но ответа не получила. Она почувствовала какой-то непонятный страх, который прямо-таки растаял от охватившего ее счастья, когда в субботу вечером увидела Казимира на их обычном месте на углу городского парка — веселого, сияющего, молодого. Почему он ей не ответил? Не ответил? На что? Никаких писем он не получал. А куда она ему писала? В ателье? Разве она запамятовала, что он переехал? Переехал? Но ведь он совершенно точно недавно ей об этом сказал. Приятель уехал в Мюнхен, от ателье пришлось отказаться. Вот он и снял покамест небольшую комнатку как временное пристанище, для них вполне подходящее.
Идти пришлось недалеко — до очень старого дома в узком, плохо освещенном переулке в центральной части города. Они поднялись по узенькой лестнице на пятый этаж, Казимир отомкнул дверь квартиры, в прихожей было темно, из кухни сквозь замочную скважину брезжил свет и пахло керосином. Они вошли в комнату. В окне чернела дымовая труба дома напротив. Крыша его была так близко, что до нее почти можно было дотронуться рукой. Но когда Тереза посмотрела в сторону, она увидела над крышами и трубами далекую перспективу вечернего города. Казимир объяснил Терезе преимущества своей новой квартиры — вид из окна, уединенность, дешевизна. Возможно, он решит снять ее на год.
— Разве здесь можно писать красками? — удивилась Тереза.
— Небольшие полотна запросто, — уверенно ответил он.
Казимир еще не зажег свечу, и в матовом вечернем свете, падавшем с безоблачного голубого неба в тесную комнатку, высокий старинный шкаф, узкая кровать, изголовье которой было задвинуто в оконную нишу, и в особенности огромная кафельная печь смотрелись достаточно уютно. Казимир заметил, что они находятся в одном из старейших домов Вены, бывшем некогда небольшим дворцом. И часть меблировки была графской собственностью. Терезе пришло в голову заглянуть в шкаф. Казимир не разрешил: он еще не успел навести порядок. Ведь он поселился здесь только нынче утром. Как это — только нынче? Почему же не получил ее письма в ателье?! Странно все-таки, подумала она, но ничего не сказала.
Кстати, он должен ей кое в чем признаться. А именно: ему пришлось помочь выйти из затруднительного положения своему другу, с которым он до сих пор делил ателье, и он не оставил себе денег, чтобы хватило хотя бы на ужин. Она протянула ему кошелек, и он поспешно удалился. Оставшись одна в темной комнате, она тяжко вздохнула. Боже, почему он все время лжет, как будто такой уж позор быть бедняком, к тому же иногда он прямо-таки гордится этим! И вся его ложь всегда связана только с его бедностью. Она решила, что обязательно попросит его отныне безоговорочно поверять ей все, что его удручает. В самом деле, теперь они не должны иметь друг от друга никаких секретов. И она тоже. Сегодня он узнает, что она ждет ребенка.