Терминатор из глубинки

Степанычев Виктор

Надежда повернулась, внимательно вгляделась в его донельзя расстроенное лицо и улыбнулась.

– Господи, какой же ты еще глупенький, – сказала она и протянула к нему руки. – Я пришла потому, что соскучилась. И еще потому, что люблю тебя и боюсь потерять.

Ладони мягко коснулись плеч ошеломленного Вадима. И эти слова, и это прикосновение, испугав никогда ранее не испытанным ощущением, пробудили в нем что-то удивительное, бессознательное и более чем осознанное, бросившее его к Надежде. Какая, к черту, обида? К чему ненужные слова? Она пришла, и пусть весь мир летит в тартарары, в бездну – куда ему угодно! Ища губами и найдя такие же ищущие полураскрытые губы, он впился в сладкую плоть, утоляя ненасытную вселенскую жажду, умирая и возрождаясь, взмывая ввысь и падая. Вадим жадно пил и никак не мог напиться из благостного источника, припадая к нему снова и снова...

Голова Надежды доверчиво и безмятежно покоилась на груди Вадима. Она лежала, тесно прижавшись и бессильно уронив на него руку и ногу. Сладкая и томительная опустошенность, навалившаяся на Вадима, расслабляла и успокаивала. Никогда до этого он не испытывал ощущений, через которые только что прошел. Весь его предыдущий опыт близости с женщинами шел насмарку. Он не мог пожаловаться, что кем-то был недоволен в интимных отношениях, и к себе не имел претензий, однако прошлое блекло перед настоящим и виделось серым и обыденным. Сегодня он окунулся в праздник. Тела? – да! Души? – трижды – да! да! да!

Эта женщина, так странно и неожиданно ворвавшаяся в его жизнь, без всяких усилий смела защитный барьер, который он бессознательно создавал с другими, боясь переложить на них свои проблемы, а главное – ему не было стыдно признаться в этом – взять на себя ответственность за их судьбу. Эту женщину он был обязан и счастлив принять как часть своего существования и сам хотел стать ее частью.

– Вадим, ты самый бессовестный человек на свете, – не открывая глаз, устало сообщила ему Надежда.

– Это почему? – изумился Вадим.

– Ты совершенно замучил меня, – сказала она, сердито постучав пальцами по его груди.

– Ну уж и замучил – скажешь тоже, – с гордой ноткой возразил он. – Все нормально.

– Если это нормально, то что же тогда хорошо?

– Это мы еще узнаем в будущем.

– Как заманчиво... – протянула Надежда. – Очень хочется приблизить это самое будущее.

– Какие проблемы? – сказал он и повел рукой по ее бедру.

– Лежать! – властно скомандовала Надя, удерживая его. Она приподнялась на локтях и приблизила к нему лицо. Задумчиво проведя пальцем по его лбу, бровям, носу, словно изучая, сказала: – Не могу поверить в это.

– Во что? – спросил Вадим.

– В то, что мы вместе. Я так боялась потерять тебя. Ничего не говори, – она опустила ладошку на его губы. – Боялась, потому что люблю...

– Я тоже боялся. И тоже люблю! – прошептал Вадим, нежно прижимая ее к груди.

– М-м-м... так мы не договаривались, – попыталась оказать сопротивление Надя, но оно было сломлено без труда...

За окном было темно и тихо. Свежий ночной воздух боролся с занавеской на балконной двери, проникая в комнату и обволакивая разгоряченные усталые тела прохладой.

– Ты знаешь, чего я сейчас хочу? – мечтательно спросила Надежда.

– Для вас, мадемуазель, что угодно! – потянулся к ней Вадим.

– Это мы уже проходили, – шлепнула его по рукам Надя. – И вообще, сударь, вы мужчина или где?

– А что, появились сомнения в реальности данного утверждения? – ухмыльнулся Вадим.

– В том, о чем вы хихикаете, сомнений нет. А вот где ваша галантность и внимание? У вас в гостях дама, а цветы не благоухают и шампанское не пенится. И вообще я очень проголодалась.

– Предупреждать надо было, – буркнул Вадим. – У меня кроме коньяка и копченой курицы, что с обеда осталась, ничего больше нет. Цветы могу украсть с клумбы, что у соседнего дома.

– Ладно, гусар, не дуйся. Так и быть, кражу со взломом клумбы отменяем, но должок за тобой остается. И вообще дама вам неприхотливая досталась – это заметка на будущее. Согласна – фи! какой мезальянс! – и на коньяк с курицей, тем более у тебя еще и кофе есть. Царский ужин! Прикури мне сигарету и накрывай на стол. Ой, какая прелестная вещица!

Надежда взяла в руки портсигар, что подарил Вадиму дядя Иван.

– Какой тяжелый! Он что, золотой? Серьезно? И камешки переливаются – похоже, что настоящие. Правда? А ты его случайно не из Алмазного фонда позаимствовал? Этому портсигару место в музее, а ты в него сигарет натолкал.

Она нажала на кнопку. Щелкнула защелка, крышка откинулась, и портсигар запел «Боже, царя храни».

– Какая прелесть! – повторила Надежда. – Здесь еще что-то написано, – вглядевшись в мелкую вязь слов, она прочитала: – «Штабс-капитану... Андрею Беклемишеву... Александр Третий...»

Надежда изумленно покачала головой:

– Вот так сюрприз! Выходит, сударь, вы голубых кровей, из князьев? А мы, прямо из грязи, понимаешь, виды определенные имели... Слава богу, хоть не из крепостных и не от кухарок род ведем – из кубанских казаков корни. Но, увы, мезальянс все же налицо, как у той курицы с коньяком.

– А кто курица, а кто коньяк? – насторожился Вадим.

– Вопрос резонный, надо подумать. Хоть ты и из графьев, да в части решительности налицо существенные пробелы. Выдержка, правда, имеется, и вид достойный. Еще бы кудри завить и бакенбарды отпустить для солидности, будешь вылитый Барклай де Толли, – прыснула в кулачок Надежда. – Ладно, так и быть, бери себе роль коньяка. А я по извечной женской забитости курицей буду.

– Хватит тебе насмешничать. Я сам только в субботу увидел этот портсигар. И никакой я не граф и не князь. Беклемишевы максимум из столбовых дворян, государевых служивых. И вообще...

– Что вообще? – лукаво улыбнулась Надежда.

– При чем здесь эти титулы, если я люблю тебя!

Поцелуй надолго запечатал губы Вадима. А потом они сидели на диване, расстелив под блюдо газету, раздирая и поглощая курицу, запивая ее коньяком и кофе. И заснули, сжимая друг друга в объятиях, уже когда за окном иссиня-черное небо в ожидании дня стало набухать предрассветной серостью.