Тернистая дорога к звездам
Шрифт:
Граф до завтрака решил поубираться на территории. Граблями он собирал в кучки старую, траву, шишки и прочий мусор, складывал и сжигал все в бочке прямо на улице. Приятно пахло дымком от костра и настроение поднималось от проделанной работы во дворе, а также за зимний период в доме. Роман Сергеевич написал за эти месяцы несколько пейзажных картин, которые висели в гостиной второго этажа, уже напоминая собственную галерею.
Из дома вышла Катя, позвала его завтракать.
— Прелесть какая… дымком пахнет… Здорово!
— Прелестно, — согласился Роман, — весна… А ты не скучаешь по тому… нашему служебному дому?
— Нет, он наводит на меня грустные воспоминания. Глупенький ты, Рома, мой великий академик, — внезапно произнесла она, — я же тебя до каждой клеточки изучила. Ты же знаешь — куда ты, туда и я. Как ниточка за иголочкой. Хочешь сказать, что скоро вернемся?
Роман ничего не ответил, а только покачал головой в знак согласия. Спросил:
— Тебе правда лучше здесь? Тогда никуда не поедем.
— Ромочка, милый мой человечек, ты без работы не можешь, хоть и хорохоришься, делаешь вид, что тебе здесь уютно. Но внутри ты скучаешь без любимого дела и даже живопись, в которой ты преуспел, как и в науке, не дает тебе истинного душевного комфорта. Я женщина, твоя жена, я сердцем чувствую то, о чем ты молчишь.
Роман подошел к ней, обнял за плечи.
— Пойдем завтракать, ясновидящая ты моя девочка.
— Пойдем, — ответила она, направляясь с мужем к дому, — родители, наверное, здесь останутся, они привыкли к тишине и покою, а там то министры, то первые лица, то еще кто. Будут и туда приезжать, конечно. Пусть сами решают. Василек с нами будет, а они в гости ездить и мы к ним.
Они позавтракали всей семьей. Граф произнес:
— Я Войтовича пригласил, пора ему за дело браться.
— Не рано? Ты же еще не вернулся, — сказала Катя.
Родители посмотрели на нее, не понимая.
— Да, мамочка и папа, Роман собирается вскоре в институт вернуться. Нет, его никто не приглашал еще, — предугадала она вопрос, — но пригласят скоро. Он не провидец, он говорит, что у него интуиция. Хотя какая разница, если он наперед все чувствует.
— А я? — спросил Василек.
— А ты, — улыбнулась мама, — ты всегда с нами будешь, со мной и с папой. Если бабушка с дедушкой переедут, то и с ними. Если здесь останутся, то ты к ним в гости станешь ездить и они к тебе. Будете путешественниками.
Катя посмотрела на родителей.
— Мы здесь останемся, доченька, — ответила Настасья Павловна, — здесь нам уютнее и за домом кому-то присмотреть надо.
— Да, Катя, — согласился отец, — мы здесь останемся. Станем ездить к Васильку и он к нам, где ему лучше, там и мы будем.
— Папа, а у тебя на работе звездолеты есть?
— Есть, сынок, есть.
— Настоящие?
— Конечно настоящие.
— Покажешь?
— Покажу, Василек, покажу, — вздохнул отец.
— Иди, сынок, поиграй, не доставай отца прежде времени, — вмешалась в разговор Катя.
Вскоре подъехал Войтович, поднялся на второй этаж, осматривая картины.
— Изумительная красота, — тихо произнес он, — гений, он и есть гений, чего уж тут говорить. Ученый, физик, академик, а рисует как Тициан, Рафаэль или Репин.
Подошел Граф.
— Александр Павлович, дома не засиделись? — спросил он.
— Как-то привык уже и смирился. Сижу вечерами и вспоминаю вас, радуюсь, что судьба свела с таким человеком, горжусь, что работал с великим ученым и художником. Возражать станете, Роман Сергеевич — не надо, не приму.
Граф улыбнулся.
— Хорошо, Александр Павлович, но почему работал? Разве не остался порох в пороховницах? За этим вас и позвал к себе, пора на службу возвращаться, а пока обзвонить всех ушедших сотрудников, пригласить их на службу от моего имени. Рукосуева, заведующих лабораториями, девочек из нашего дома, других специалистов.
На глазах Войтовича появились слезы.
— Я знал, Роман Сергеевич, и верил, что вы вернетесь. Нельзя такого ученого, как вы, списывать из науки и очень рад за вас. Вам не я, вам молодой нужен сотрудник, какой из меня сейчас толк. Старый я уже мотаться ночами…
— Ох, ох, ох… старик нашелся! — воскликнул Граф, — так бы и сказал сразу, что старушку себе присмотрел. Старушке то поди лет сорок семь, не больше?
Войтович покраснел, ответил, смущаясь:
— От вас ничего не скроешь, Роман Сергеевич, не хотел пока говорить, полагал пригласить прямо на свадьбу. Стесняется она…
— Стесняться ни к чему, так прямо ей и скажи. Ты же знаешь, что я к ней отношусь достаточно хорошо. Человек порядочный, прекрасный специалист.
— Да знает она все… и как вы ее от тюрьмы спасли… поэтому и стесняется, что вас знает.
— Мужички, — вмешалась в разговор Катя, — я чего-то не догоняю — вы о ком сейчас говорите?
Граф посмотрел на Войтовича.
— О Наталье Борисовне Чардынцевой, — ответил он и покраснел снова.
— О-о! — воскликнула Катя, — прелестная женщина! Рада за вас, Александр Павлович.
— Но на службу придется вернуться, генерал, сразу подберите себе заместителя, на которого я могу положиться в дальнейшем, как на вас самого. Освоится, сможет вас заменить — тогда и подумаем о пенсии, а пока рановато. Приказ ясен?
— Так точно, Шеф, — с улыбкой ответил Войтович.
Романов вызвал к себе на дачу Корнеева. Принял его по-домашнему, сидя в кресле, укутавшись пледом.
— Хотел переговорить с вами, Степан Александрович, о НИИ в Н-ске. Как там сейчас дела идут?