Тернистый путь
Шрифт:
Мы свернули в проулок. Георгий Анисимович грозно прикрикнул на очередного Тузика или Шарика, свирепо подкатившегося к нам прямо под ноги, и продолжал развивать мысль, не дававшую ему покоя:
— Это один полюс. А случай с Пелагеей Степановной — другой. Ну, выставить для обозрения ее платочек и подойник — это еще туда-сюда. Это вроде как бы ее боевые доспехи. Но костюм, который они хотят снять с нее столь бесцеремонно, зачем его-то выставлять? Выставьте хорошую фотографию. Или живописный портрет. Да я бы еще скульптора попросил руки ее вылепить. Вы видели ее руки? Да записать
Он перевел дух и совсем уже сердито закончил:
— Живет у нас в селе один старый учитель. Тоже в своем роде знаменитость: полвека тут проучительствовал. Имеет звание — заслуженный учитель республики. Получил человек Почетную грамоту, не успел ее рассмотреть — налетели музейщики, отобрали в музей… Как бы снова не прилетели! Отдайте, скажут, товарищ учитель, для музейного обозрения ваши штаны, в коих вы сидели на кафедре, когда давали свой последний урок перед выходом на пенсию. А что в них особенного, в штанах этих? Штаны как штаны. Чуть сияют сзади, но вполне можно поносить!..
— А как вы думаете, Георгий Анисимович, — спросил я своего провожатого, — ответит Пелагея Степановна музею на это письмо или не ответит?
— Ответит! — сказал Георгий Анисимович. — Она старуха вежливая и деликатная. Как же можно не ответить! Я ей помогу ответ составить. — Он озорно подмигнул мне и закончил — Она на их неделикатное письмо ответит одной деликатной фразой. Из Василия Теркина, кажется. «Я — солдат еще живой!» И все. Точка! Вот вы пришли. Спокойной ночи.
Он пожал мне руку и пошел домой.
ЧУГУННЫЙ БУЙВОЛ
Худо бывает человеку с похмелья: все внутри у него как бы дребезжит, словно он не живое существо, а старый неустойчивый буфет, заставленный стеклянной посудой, — кошка мимо пробежит, а он даже и на это ничтожное сотрясение отзывается жалобным, тонким позвякиванием стекла!
Но еще хуже чувствует себя гражданин — проигравшийся в карты, потому что — и это давно известно! — моральные страдания причинают людям большую боль, чем физические.
Именно так чувствовал себя Сергей Аркадьевич Кокушев, заместитель управляющего одной сбытовой конторой, не очень крупной, но и не мелкой.
У нас, несмотря на все сжатия и сокращения, таких учреждений и контор столько, что их вывески у подъезда на фронтоне иного дома налезают одна на другую.
Невыспавшийся, злой, с адским самокритическим жжением в душе, Сергей Аркадьевич сидел в своем стандартно-неуютном кабинете и тщетно пытался вникнуть в смысл деловых бумаг, лежавших перед ним в раскрытой папке на столе.
«Сообщите, когда сможете отгрузить…» А положи я даму — вся игра пошла бы иначе… Потому что я получал ход… «Сообщите, когда сможете отгрузить…» И козырем, собственно, надо было объявить трефу, а не пику!.. «Сообщите, когда сможете отгрузить…»
Открылась дверь, и без стука (на правах многолетней дружбы) вошла секретарь конторы — Агнесса Евгеньевна, седовласая коротконогая дама с властным лицом,
Агнесса Евгеньевна энергично сунула заместителю управляющего руку, села, не ожидая приглашения, и по своей привычке, безо всяких предисловий, быстро сказала:
— Сергей Аркадьевич, да будет тебе известно, что завтра день рождения Алексея Аполлоновича. Нашему шефу стукнет сорок семь годков! Надо преподнести ему хороший подарок. Вот подписной лист Ты должен его возглавить, как наша первая шишка… после управляющего.
Сергей Аркадьевич посмотрел на подписной лист, потом перевел глаза на улыбающееся лицо Агнессы и поморщился. В кармане у него сиротливо покоилась смятая трешка «На простоквашу в буфете!» — горестно подумал Сергей Аркадьевич. Просить жену дать денег из расходных после бурной ночной сцены со слезами, упреками и яростным шипением сквозь зубы было бессмысленно и бесполезно. Сберегательная книжка тоже хранилась у жены. Занять у кого-нибудь из сотрудников? Неудобно!
— Он у нас еще и четырех месяцев не просидел, а ты уже знаешь, когда у него день рождения! — иронически усмехаясь, сказал Сергей Аркадьевич, поиграв авторучкой и делая при этом вид, что он обдумывает размер подписной суммы.
— Да я знала все его даты на следующий день после того, как он к нам пришел! — с возмущением воскликнула Агнесса Евгеньевна. — Пиши, пиши, не жадничай!
И вдруг Сергея Аркадьевича осенило. Недаром товарищи называли его «оборотистым мужиком» Он положил на стол авторучку и сказал:
Слушай, Агнесса Евгеньевна, вот, понимаешь, какая у меня сейчас возникла мысль… даже. я бы сказал, идея! Ведь выбрать хороший подарок для такого человека, как Алексей Аполлонович, — дело не простое! Надо угадать и угодить. Так?
Агнесса Евгеньевна кивнула стриженной под мальчика головой.
— У меня дома стоит без дела чернильный прибор, — продолжал Сергей Аркадьевич, — такой, понимаешь, чугунный буйвол — во рога! — пьет из чернильницы. Жены моей, как раньше говорили, приданое. Мне он совершенно не нужен, стоит на полке, пылится. Ты собери деньги с сотрудников, я тоже подпишу рублей тридцать… сорок… И купи у меня для шефа этого буйвола Он человек культурный, ему понравится. Высокохудожественная вещь, даю тебе слово. Буйвол как живой. Даже по весу). Ты подумай над моим предложением!
Агнесса Евгеньевна подумали и сказала:
— Нельзя.
— Почему?
— Мы не можем у частного лица покупать буйволов!
— Какое же я частное лицо?! — возмутился Сергей Аркадьевич.
— Я бы со всей душой! — сказала секретарь, поднимаясь. Она одернула свой пиджачок и закончила — Да ведь знаешь, какие люди у нас. Узнают, что мы купили буйвола для управляющего конторой у его заместителя, скажут — неэтично. Еще в стенгазету с тобой попадем, к нашим комсомольцам, в отдел юмора и сатиры «Кому что снится» Напишут, что нам с тобой снится крупный рогатый скот. А хорошо ли это? Вот если бы Василий Павлович тебя поддержал, тогда другая музыка! А я одна не могу на себя такую ответственность принять!