Терновый венец офицера русского флота
Шрифт:
Семьи у Садовинского не было, а родные его находились далеко на Украине, поэтому можно предположить, что деньги ему потребовались, что бы, как водится среди флотских офицеров, «обмыть» свой новый чин с боевыми друзьями и сослуживцами.
В каком ресторане Архангельска это происходило, невозможно установить, но то, что третья звездочка на золотых погонах Бруно Садовинского была «обмыта», в этом сомнений нет.
В Российском императорском флоте первое офицерское звание — это мичман. На мичманских погонах на золотом поле с одним просветом располагались справа и слева от просвета две маленькие серебристые звездочки. Следующее звание — лейтенант: на золотом поле погона с одним просветом располагались три маленькие звездочки, две по бокам просвета, третья чуть впереди на просвете.
В 1919 году лучшим в Архангельске считался ресторан «У Лаваля». Этот ресторан всегда был пристанью и местом отдыха моряков и флотских офицеров. Как писал В.С.Пикуль в своем романе «Из тупика» о событиях 1918–1919 года в Архангельске:
«По вечерам “чистая” публика отдыхает в ресторане “У Лаваля”, который с незапамятных времен известен в Архангельске за обитель всех плавающих. …Как обычно собирались после служебного дня офицеры из штабов и управлений».
За столом в ресторане Бруно Садовинский был в форменной тужурке с погонами лейтенанта.
Слава богу! — думал Садовинский, — вот я и отмечаю присвоение звания лейтенанта по прежнему времени.
Рядом были его боевые друзья и товарищи… На столе преобладали тарелки с северной закуской: семгой, лососиной и балыком, норвежской селедкой, исландскими шпротами, рыжей семужной икрой, грибочками и огурчиками, горкой высилась нарезанная английская консервированная ветчина, на выбор были нежные телячьи котлеты под сморчковым соусом с картофелем и шпинатом, филе семги обжаренное с имбирем и кунжутом, оленина запеченная на медленном огне на гриле в коньяке, под соусом «рокфор»…
Закуски перемежались потными бутылками «белой головки» и бутылками французского красного вина, на углу стола, в ведерке со льдом, стыло шампанское… Пили за новоиспеченного лейтенанта.
Господа, — поднялся Бруно, — я хочу сказать: я пью за флот, за вас, за нашу борьбу, за смелость, за силу!
В ответ дружно звучало: Бруно, твое здоровье, друг! Офицеры засиделись в ресторане допоздна…
За прошедшие десятилетия, традиции Российского императорского флота, как ни вытравливали их политорганы советского флота, сохранились, несмотря на то, что флот перестал быть Императорским, затем перестал быть Рабочее-Крестьянским Красным флотом и стал Военно-Морским Флотом СССР.
По стечению обстоятельств, свою третью звездочку на погонах, то есть звание старшего лейтенанта, я получил в 1975 году на Северном флоте, находясь в тех же местах, что и лейтенант Садовинский, только через 56 лет, в Архангельске, точнее в нескольких километрах от него — в Северодвинске. Этот город возник рядом с Архангельском в 1940-е годы, с началом строительства крупного судостроительного завода.
«Обмывал» звездочки своего очередного звания, я, как и положено, в офицерском ресторане «Белые ночи», сокращенно на флотском жаргоне именовавшемся — «РБН». По существовавшей традиции три звездочки нового звания опускались в рюмку с «белым вином № 21», как издавно на флоте именовали 40-градусную водку. Эта рюмка выпивалась до дна, стоя.
Рядом с рестораном «Белые ночи» находилась, и до сих пор находится, горящая двумя красными огнями вешка и командиры кораблей, при заходе в порт Северодвинска, командовали: «Взять пеленг на “РБН”»! «Взят пеленг на “РБН”» столько-то градусов, докладывали штурмана… При этом у всех офицеров находящихся в центральном посту подводной лодки или на мостике корабля, заходящего в Северодвинск, невольно поднималось настроение. Каждый из них знал — в «РБН» их, офицеров, ждут.
В те годы офицерский ресторан «Белые ночи» славился не только своей кухней, но и многим другим, в том числе и тем, что одна из его стен, во всю длину зала, была выложена вырезанном в белом камне рельефом с видами русского севера, поразительно передававшем настроение летних белых ночей.
Как только офицер появлялся у дверей «РБН», швейцар расталкивал томящихся у входа гражданских, окриком: — А ну, назад! и втягивая офицера, громко произносил для окружающих: — Ваш столик заказан, товарищ офицер!
Бывало, в молодые годы, подобным образом попадал в «РБН» и я.
В 1919 году лето в Архангельске выдалось жарким. Старожилы вспоминали, что жара стояла такая, что днем на камнях можно было печь картошку.
Вообще-то лето в этих местах действительно бывает очень жарким, с ярким солнечным светом и высоким голубым небом. В эти дни кажется, что в глубоком небе белый диск солнца плавится и словно переливается. Спасение от солнца — только в тени. Это при том, что по многолетним метеорологическим наблюдениям за год в Архангельске бывает лишь от двенадцати до тридцати ясных дней. Пасмурных дней наблюдается от ста шестидесяти до двухсот пятидесяти. Этот район Севера относится к наиболее пасмурным районам страны. Но иногда, лето такое жаркое, что не укладывается ни в какие рамки метеорологических осреднений…
В один из таких, испепеляющих жарких дней лета 1975 года, я находился в Северодвинске. В те годы офицерам не разрешалось появляться в городе в форменной рубашке без галстука, с расстегнутым воротом.
Зной заливал город. Недалеко от проходной завода, в тени здания стоял ларек, в котором торговали пивом в розлив. К ларьку тянулась длинная очередь, видимо было время обеденного перерыва. Оценив хвост, я даже не подумал стать в нее, хотя было чертовски жарко и очень хотелось пить. Я шел мимо, обливаясь потом, застегнутый на все пуговицы, при галстуке и фуражке. И тут, произошло то, что помнится, как ни странно, многие годы. Один из рабочих обратился ко мне и ко всей очереди: «Товарищ старший лейтенант! Подходите без очереди. Ребята, не дадим флоту умереть от жажды!».
Все дружно рассмеялись и пропустили меня. Эта кружка пива показалась самой вкусной из когда-либо выпитых. Нигде более я не встречал такого душевного отношения к офицерам флота, как на Севере.
Лето на Севере необычно еще и тем, что солнце не заходит за горизонт. Полярный день не менее знаменит, чем полярная ночь. День, длящийся несколько месяцев, впечатляет. На юге, где день сменяется ночью, трудно себе представить, что солнце может висеть над горизонтом, не опускаясь за вершины сопок, и что, повернувшись лицом к северу, можно подставить лицо его лучам, хотя по часам уже глубокая ночь…
Впервые полярный день я увидел в 1970 году, когда курсантом СВВМИУ прибыл на Север на морскую практику. Мы расположились в здании Мурманского морского вокзала в ожидании утреннего катера в город Полярный на базу дизельных подводных лодок.
Курсанты, кто сидя, кто полулежа располагались на стульях в зале ожидания. Постепенно разговоры прекратились… Меня тоже клонило ко сну, но духота заставила покинуть зал и выйти на улицу.
Было три часа ночи, передо мной лежал пустой каменный город, над головой голубое ясное небо и солнце, отражающееся в стеклах домов. Мурманск был освещен солнцем и пуст… На улицах ни машин, ни людей, ничего кроме яркого и холодного солнца.