Терновый венец офицера русского флота
Шрифт:
СМИРНОВ, РОМАНУС, РОССОВИЙ, СЕМЕНОВ, ШИЛЬДКНЕХТ,
ЛАЗАРЕВИЧ-ШЕПЕЛЕВИЧ, КЛЮС, БОРИСОВ, ЮМАТОВ, МИЛЕВСКИЙ, ОРФЕНОВ, САХНОВСКИЙ, САДОВИНСКИЙ, ВЕЙСЕНГОФ, ВИТТЕ, РОДИОНОВ, СЕМЕНОВ, ХВИЦКИЙ, ИВАНОВ Павел, ЛИСАНЕВИЧ, АСТАФЬЕВ, КРИЧ, ПАВЛОВСКИЙ, БРОДОВСКИЙ, ДМИТРИЕВ 10-й, СОКОЛОВ, ШУЛЬГИН, КОТЛЕЦОВ, ТОМАШЕВИЧ, ШЕЛЬТИНГА, ГАМИЛЬТОН, КОВАЛЕВСКИЙ, ЗАБРЕЖИНСКИЙ-ЗАЛЕВСКИЙ, МИХАЙЛОВ, ДЕРЖАВИН, РООП, ДУХОВИЧ, СТАРК, БЕЛУХИН, ШИЛЬДЕР-ШУЛЬДНЕР, МАКСИМОВ, ФЕДОРОВ, КАЛИНИН, КОВАЦЕВСКИЙ, ХМЫЗНИКОВ, АРСКИЙ
ОКРЕНТ, КОЗЬМИН, ДИДЕНКО, ШАМАРДИН, ВОСКРЕСЕНСКИЙ, ВЕРДИРЕВСКИЙ, РОКАСОВСКИЙ,
Кто-то из этих офицеров, выполнив свой долг, дожил до глубокой старости и умер в окружении близких, кто-то погиб в бою, кого-то расстреляли в плену красные, кто-то принял мученическую смерть в большевистских концлагерях. И пуст надпись, выбитая на памятнике погибшему в штормовом море вместе с кораблем экипажу броненосной лодки «Русалка»: «Россия не забывает своих героев-мучеников» будет и их эпитафией. Вечная им память!
Я люблю этих людей — офицеров Российского императорского флота. Для себя я осознал это, работая в архивах и по крупицам восстанавливая жизнь и судьбу лейтенанта Бруно-Станислава Адольфовича Садовинского и его сослуживцев. Поэтому мне очень близки чувства и слова Н.А.Черкашина, сказанные этим прекрасным писателеммаринистом о русских офицерах:
«Я люблю этих людей — офицеров русского флота: гордецов, франтов, кавалеров — на берегу; штурманов, механиков, минеров, артиллеристов — на корабле; страстотерпцев, храбрецов, героев в бою. Неповторимо и невозродимо оно, это удивительнейшее племя, истребленное, изведенное, рассеянное, исчезнувшее…
И ловлю я в своих сослуживцах, то в одном, то в другом, их рассеянные черты. Тот носит фуражку с тем утраченным шиком и вкусом, тот недурно музицирует в кают-компании, а этот бесстрашен, галантен и дерзок…».
Судеб морских таинственная вязь переплела судьбы этих людей с судьбой моего героя и судьбой нашей страны.
После прибытия в июле 1919 года в Архангельск подкрепления из Англии, и среди них большого числа офицеров русской армии, побывавших в германском плену, в городе появились сложности с размещением офицеров по квартирам.
Капитан 1 ранга Кира-Динжан в своих воспоминаниях составленных в 1929 году «Повседневная запись событий на Флотилии Онежского озера за 1919–1920 г.г.» писал об этом:
«Собрание (Архангельское гарнизонное) переполнено. Это — прибывшие в эти дни (июль 1919) из Англии, бывшие в Германии в плену кадровые офицеры. Большинство в старых походных формах блестящими пятнами, выделявшимися среди нашего английского хаки. Серебряные и золотые погоны с разноцветными кантами и просветами выгодно отличались от наших солдатских погон, на большинстве которых отличительные просветы и звезды были начерчены чернильным карандашом. Среди этих недавно прибывших офицеров меня особенно привлекла обедавшая за отдельным столом
В связи со сложившейся ситуацией, в июле было принято решение о переводе линкора «Чесма» из Мурманска в Архангельск. «Чесма» должен был служить плавучей гостиницей для вновь прибывших офицеров.
О приходе линкора «Чесма» в Архангельск генерал В.В.Марушевский писал в своих воспоминаниях «Белые в Архангельске»:
«Должен сказать, что появление этого броненосца на рейде произвело угнетающее впечатление на архангельское население. «Чесму» просто-напросто боялись, и лишь официальные заявления, что на броненосце нет снарядов, успокоили панически настроенных мирных жителей».
Из архивных документов известно, что и Бруно Садовинский некоторое время проживал на линкоре «Чесма» в августе 1919 года.
Антанта в первую очередь преследовала собственные интересы, а не интересы России. Союзники вели себя как заправские грабители с большим опытом грабежей «туземцев».
Капитан 1 ранга Кира-Динжан в «Повседневной записи событий на Флотилии Онежского озера за 1919–1920 г.г.» писал о грабежах англичанами русских национальных ценностей:
«Союзники (англичане) во всех операциях брали на себя неизменную роль десанта, т. е. такую, которая давала им большую безопасность, одновременно с возможностью кое-что и приобрести (ограбление ими церквей в Кузаранде и Пудож-горе)».
Инцидент с ограблением русской православной церкви английскими солдатами в селе Кузаранда имел, как писал Кира-Динжан, следующие подробности:
«Август 17. Занятие Кузаранды сухопутными войсками. “Сильный” (командир лейтенант Шульгин) производит у пристани высадку десанта: 52 человека русского десанта и 35 англичан. Сопровождающий его буксир «Азот» высаживает 37-мм десантное орудие, несколько британских офицеров и британский санитарный отряд. “Сильный” содействует своим орудийным огнем успеху операции».
Действия «Сильного» (по рапорту командира):
4 ч. 30 м. — Снялся с якоря из-под Зюйдового берега Мэг-острова и пошел вестовым фарватером к селу Кузаранда, имея на борту русский в 52 чел. и английский в 35 чел. десантные отряды.
6 ч. 20 м. — Открыл по селу Кузаранда орудийный огонь для обстрела гребня, закрывающего со стороны озера среднюю, наибольшую группу домов. Выпущено 13 снарядов.
6 ч. 45 м. — Оба десантных отряда высадились, рассыпались в цепи, пошли преследовать убегающего неприятеля.
8 ч. 00 м. — Русский отряд соединился с ротою 2-го батальона 9-го Сев. Стр. полка, наступавшей с севера, со стороны Толвуи.
11 ч. 00 м. — Английский отряд вернулся на борт.
Далее капитан 1 ранга Кира-Динжан писал:
«При обратной посадке английского десанта командир «Сильного», по жалобе жителей Кузаранды, приказал обыскать англичан и отобрать у некоторых из них взятую ими в Кузарандской церкви церковную утварь, которая была возвращена по принадлежности».
Союзники продолжали активно грабить северные богатства России, знакомые англичанам еще со времен Петра I.