Терпеливый снайпер
Шрифт:
Флавио улыбался сдержанно. Уклончиво. Так, словно работа принадлежала ему.
– Его нет в Неаполе, – вымолвил он наконец.
Я вздохнула, почувствовав непритворную усталость. В который уж раз приходилось все начинать сначала.
– Я предпочла бы, чтобы он мне сам это сказал.
– Чтобы он тебе сказал чту?
– Что его нет в Неаполе.
Флавио звучно отхлебнул пива, прищелкнул языком, утер губы и подбородок тылом ладони. Поочередно взглянул на Бруно и Паломбо, словно призывая их в свидетели моей неслыханной дерзости.
– Снайпер
– Я хочу увидеться с ним. И пусть он решает.
Флавио, все еще держа порожний стакан у рта, свободной рукой цапнул меня за бедро.
– Никогда еще не пялил лесбияночку…
Я залпом допила свой стакан. Потом смяла его в кулаке, превратив в остроугольный шипастый кусок пластика, и поднесла к горлу Флавио.
– А вот мне приходилось расписывать рожу всякой мрази.
И едва успела договорить, как Бруно стремительно юркнул мимо меня к выходу на улицу, а Нико Паломбо потащил меня туда же. Я выскочила из кафе и, обернувшись, увидела, что Флавио последовал за мной. Я запустила руку в сумку, нащупывая там перцовый баллончик.
– Больно ты нахальная для бабы, – сказал он, остановившись на пороге.
– Да пошел-ка ты… – отвечала я. – Идиот.
Паломбо продолжал тащить меня вниз по улице, к площади.
– Спятила, что ли? – возмущенно повторял он. – Рехнулась?
Я расхохоталась, давая выход накопившемуся за последние полчаса напряжению. Безудержно и возбужденно. Какой-то абсурд, подумалось мне. Тупик, куда ни сунься. И я чувствовала себя, как муха, снова и снова бьющаяся в оконное стекло. Маурисио Боске, Бискарруэс, Снайпер… Какая-то неимоверно разросшаяся ерунда… И впервые за все это время возникло у меня искушение признать себя побежденной.
Происшествие мы с Нико продолжали обсуждать в такси. «Граф» Онорато хранил молчание и по виду был всецело занят рулением, но в зеркале, среди мельтешения уличных огней, я иногда встречала его изучающий взгляд. Паломбо попросил высадить его на площади Данте: там мы с ним невесело распрощались, договорившись назавтра пообедать вместе и поболтать о его работе.
– Ты уж извини меня, Нико, что так получилось.
– Да ладно, не переживай… Ты не виновата. Неаполь – еще и такой вот городок.
Я видела в свете фонарей его удаляющуюся фигурку в толпе прохожих, а когда зажегся красный, мой водитель, нагло нарушив правила, развернулся в совершенно неположенном месте, чтобы оказаться на улице Толедо. Двое полицейских у патрульного автомобиля наблюдали за маневром, безмятежно заложив руки за спину, и даже не подумали вмешаться и пресечь. «Граф» Онорато по-прежнему поглядывал на меня в зеркало заднего вида.
– Вы правда интересуетесь этим делом? – спросил он наконец. – Граффити, в смысле?
– Правда, – смиренно приемля свой удел, ответила я. – Правда интересуюсь. Хотя мне что-то не везет.
– Снайпер?
Я удивилась,
– Снайпер, – подтвердила я. – Вы знаете, кто это?
Вспыхнувший светофор окрасил зеленым римский профиль – орлиный нос и слегка взбитый кок на лбу.
– Разумеется. Хотите взглянуть на его работы?
От неожиданности я ответила не сразу.
– Ну конечно.
– Покажу с большим удовольствием.
Он резко крутанул руль влево, шины взвизгнули, и мы въехали в узкую улочку. Пролетев подряд на три «красных», вывернули на площадь перед зданием почтамта, а с нее вновь в переулок.
– Вот, – сказал водитель, затормозив. – Вот вам самый подлинный Снайпер.
Я ошеломленно вылезла из машины. За спиной у меня хлопнула дверца, и спустя мгновение «граф» Онорато стоял рядом и закуривал.
– Пикассо мне все же больше нравится, – сказал он.
Но в эту минуту я сомневалась, что предпочла бы Пикассо. Или еще кого-нибудь. Света, который давали неоновая вывеска и фонарь на соседней стене, было мало, но все же хватало, чтобы оценить огромное граффити – шириной по крайней мере четыре и высотой два метра, – которое, несомненно, днем выглядело еще монументальнее. В окружении персонажей, явно вдохновленных «Страшным судом» Микеланджело, но облаченных в нижнее белье современного покроя, умиротворенно улыбающаяся Мадонна держала на коленях Младенца Иисуса, чье лицо заменял фирменный Снайперов череп. Подпись гласила: «Мы родились не за тем, чтобы решать проблему». Ниже был изображен, как водится, оптический прицел.
– Его не больно-то уважили, – сказал таксист.
Да уж. Граффити бомбили безжалостно – часть правой стороны вместе со всеми фигурами была покрыта жирными, вульгарными, почти не читаемыми буквами в уайлд-стиле, которые сплетались в красно-сине-серебряные гроздья и образовывали тэг, который я расшифровала вроде как ТаргаН. Все прочее тоже было изуродовано подписями, сделанными аэрозолем и толстенным маркером. За исключением Богоматери и кое-каких фигур вверху, композиция пострадала очень сильно. Вандализм на вандализм, подумала я. В сущности, Снайперу это понравилось бы. В соответствии с собственными его установками такое глумление над ним должно было бы греть ему душу.
– Что вы знаете об авторе граффити? – спросила я таксиста.
Он ответил не сразу. Задумчиво стоял рядом со мной, разглядывая роспись. Когда же обернулся, свет вывески и фонаря заиграл на брильянтике в ухе, вспыхнул на золотой цепи и браслете часов, стягивавших руку с сигаретой. Четче обозначились подстриженные усики, придававшие ему вид злодея из старого фильма.
– Вожу его иногда.
Чтобы не осесть на тротуар, я чуть было не схватила его за руку. Замелькали искры перед глазами. Перед – или за.