Терпение дьявола
Шрифт:
– А вы?
– А что мы? Он дядька ушлый, но и мы себе цену знаем. Две недели торговались, пока давеча стая лжесобак чуть не в сам бар залезла. Вот тогда он как шелковый стал. Вызвал сегодня к девяти часам за авансом, чтоб уже с завтрашнего дня наш пост сюда поставить. Мы с Валетом пришли, а здесь такая петрушка. Ни людей, ни зверей, ни денег.
– То есть вы тоже не знаете, что здесь случилось? – Шалый потер подбородок. – Жаль, я думал, хоть вы сможете прояснить ситуацию.
– Да где там, – ответил Фаза. – Мы хотели обратно на Пустые склады вернуться, но потом решили утра дождаться. А чтоб
Слушая этот разговор, Сапсан сначала удивился непринужденности, с которой он протекал. Но, увидев, что остальные жильцы ни капельки не удивлены, махнул на это рукой. Все-таки не его это дело, кто и с кем дружит. Или, если точнее, контактирует.
Видя, что Хмырь уже совсем запыхался, он подошел к нему, чтобы помочь с копанием. Но тот вежливо отстранил его в сторону.
– Каждый сам хоронит своих, – сказал он. – Обычай такой, понимаешь?
Сапсан кивнул. Жильцы, в отличие от бродяг, народ суеверный. Возможно, своими обрядами они как-то пытаются заполнить в душе то пространство, которое у других людей занято религией или атеизмом. Хотя атеизм вроде бы тоже религия. Просто одни верят, что Бог есть, а другие верят, что его нет. А жильцу во что верить? Разве что в Зону.
– Хватит, наверное, – сказал Варяг, оглядывая метровой глубины могилу. – Пора отправлять нашего магометанина в последний путь.
– Он мусульманином был? – подойдя к краю ямы, поинтересовался Колода. – Тогда надо еще лэхет прокопать. Чтоб как у них заведено.
– Если надо – прокопаем, – с готовностью сказал Гнус, снова берясь за лопату. – Ты только скажи, куда рыть.
– Это ниша такая, – пояснил зэк. – Сбоку, на самом дне, как полка. Туда его положить надо и заложить чем-то. Кирпичами там, досками.
– Понял, сейчас. – Гнус полез в яму. – А ты откуда такие тонкости знаешь? Тоже мусульманин?
– Нет. У меня на строгаче семейник был лезгин. И по национальности, и по погонялу. Очень верующий был человек, хоть и сидел по мокрому – хахаля жинкина зарезал. Вот он и научил, как у них хоронить принято. Болел сильно, и, если, говорил, раньше тебя скопычусь, ты уважь, сделай по совести.
– Уважил?
– Уважил, конечно. Чин чином провел.
Держа в руках сорванную вывеску с названием бара, к Колоде подошел Кузя и спросил:
– Для заложить подойдет?
– А чего бы и нет, – ответил старый вор.
Провозившись еще некоторое время, Гнус, наконец, вылез наверх.
– Готово, – стряхивая с коленей землю, сказал он. – Давайте Татарина, мужики. Кузя, помоги принять…
Много в Зоне сталкерских могил. Новых и старых. Хорошо различимых холмиков и заросших полынью едва заметных бугорков. С именем, нацарапанным на маленькой табличке, и безымянных.
Сидя у костра или за барным столиком сталкеры – кто стопкой водки, кто глотком воды из походной фляжки – грустно поминают своих товарищей добрым словом. Но, чем больше проходит времени, тем бледнее становятся воспоминания. Человеческая память выметает из своих подвалов осколки прошлого, освобождая закрома для новых впечатлений, которым тоже суждено стать воспоминаниями. Наверное, только сама Зона помнит всех, кого съела. Пусть помнит. И пусть, стерва, подавится!
Возле могилы
– Надо сказать что-то, – глухо проговорил Хмырь, – а я не знаю, что. Больше двух лет с нами. Под одной крышей жили, из одного котла ели. Ни одной подставы никому…
Шмыгнув носом, он замолчал. Валет спросил:
– Как его звали?
– Ильнур, – сказал Шалый.
– Родня у него есть? – спросил Колода. – Отписать, наверное, надо.
– Нет никого, – печально ответил бригадир. – Погибли. Три года назад, на Волге. Пассажирский теплоход от перегруза на дно пошел, полный людей. У него там жена, двое ребятишек, мама… все. Он в Зону и пришел, чтобы забыться. Или закончить. Первые несколько месяцев как муляж был. Напролом пер, от аномалий за шиворот оттаскивали. Потом отмяк немного.
– Любила Зона нашего Татарина, многое ему прощала, жуку майскому. А сегодня вот передумала. – Чиф натянул капюшон. – Помянуть ни у кого нет?
– Все на Рубеже осталось, – прогудел Варяг. – Решили ведь лишний вес не тянуть…
– У меня есть. – Колода вытащил флягу с коньяком. – Маловато, но если по чуть-чуть.
Колода, Варяг, Гнус, Хмырь, Тюлень, Чиф, Кузя, оба «вольновца», Питон и Сапсан – фляга обошла вокруг могилы. Шалый приложился к горлышку последним. Допив оставшиеся на дне несколько грамм, он отдал флягу Колоде и, присев на корточки, положил на могилу широкую ладонь.
– Спи, Татарин, – сдавленным голосом прошептал бригадир. – Спи, брат. А нам пора. Прощай.
Отойдя под крышу соседнего ангара и дождавшись, пока подтянутся остальные, он спросил:
– Что делаем дальше, мужики? На Рубеж возвращаться нельзя, а здесь нас никто не ждал. Идеи, предложения?
Сталкеры молчали.
– Что-то негусто у вас вариантов, – сказал Фаза. – Может, мой послушаете?
– Валяй, – буркнул Варяг.
– Да, собственно, валять нечего. – Фаза огладил приклад своей винтовки. – Люди тут неглупые, опытные. И так все поняли. «Приоритетовцы» всем свободным сталкерам войну объявили, а руки у «Приоритета», хоть и неприятно это говорить, длинные. Перемочат вас поодиночке, как котят. А у нас вы хоть какое-то время переждать сможете.
– Агитируешь? – невесело хмыкнул Шалый.
– Да чего вас агитировать? У нас порядки простые. Хочешь – вступай, не хочешь – просто живи. Бесплатно, конечно, ничего не бывает, но и не мне вас учить, как деньгу заколачивать. У нас в последнее время с баблом туговато – к ученым или за Периметр с товаром не пробиться. Но с теми, кто у нас тусуется, будем хотя бы обмен вести. А потом, если с баром ничего не решится, свои каналы развернем. Проверенных торгашей с большой земли подтянем, импорт-экспорт, новые горизонты. Всем только лучше будет. А «Приоритет» пускай дальше свои уставы штудирует, по углам гадит. К нам на Пустые склады им все равно кишка тонка сунуться.