Терпкий запах тиса
Шрифт:
Где-то далеко прошумела электричка. Щебетала в ветвях вечерняя птаха. Прошел деловито по дорожке ежик Вася. Их за сараем жило целое семейство, но всех мы звали одинаково — Васями. Васи кормились на компостной куче, шуровали в мусорном ведре и пили воду из большой миски.
Томительно и сладко пахло любкой — весна в этом году была ранняя, теплая, в начале июня уже все цвело. Ее посадила когда-то моя бабушка — ей очень нравился этот цветок. Она вообще хорошо разбиралась в травах, знала, какие от чего и для чего.
«Смотри, Лерочка, — она показывала мне выкопанный с корнем
Ох, бабуля, как бы мне сейчас такое пригодилось. Или нет? Не поможет?
Я встала, сорвала стебель с белыми восковыми цветами. От запаха закружилась голова. Опаловая белая ночь отливала малиновым на закате. Тонкие края неподвижных перламутровых облаков сияли расплавленным золотом. «Плесните колдовства в хрустальный мрак бокала» — вспомнился романс, от которого всегда мурашки бежали по спине.
А еще я вспомнила один вечер шестнадцать лет назад. Странно, потом мы оба не могли сказать, какое это было число, но точно начало июня: сессия еще не закончилась. Пятница или суббота. Такой же призрачный свет белой ночи. И мы стояли у парадной, как будто не могли решиться. Я не могла решиться — хотя знала, что все будет…
«Не бойся, — прошептал Вадим мне на ухо. — Я очень тебя люблю».
Мы вошли в квартиру и долго-долго целовались в прихожей.
«Пойдем», — я потянула его за руку в свою комнату.
Он раздевал меня неторопливо, целуя шею, грудь, живот, а я стояла перед ним, закрыв глаза, и улыбалась. Та наша первая близость была такой же нежной, мягкой, как и первый поцелуй. Сначала я отчаянно стеснялась — своего тела и того, что ничего не умею, что могу что-то сделать не так. Но его ласки заставили меня забыть и стеснение, и страх боли, которую надо было как-то перетерпеть. И когда он вошел в меня, я почти ничего не почувствовала. И даже попросила: «Пожалуйста, осторожнее». А Вадим поцеловал меня и сказал: «Уже…»
В тот раз я, конечно, не испытала ничего из того, о чем читала в книгах и слышала от подруг, но была счастлива уже от того, что все произошло. Что он — мой, а я — его. А еще — что он мой первый и единственный мужчина и что не надо его ни с кем сравнивать. И очень скоро пришло то волшебное наслаждение и единство, которое с каждым разом становилось только сильнее…
Вадим вышел с веранды, сел на ступеньку крыльца, молча глядя на меня.
Подойти, встать между его коленей, обнять за шею. Запрокинуть голову, положить подбородок на макушку — чтобы его губы нашли ямочку под горлом… На мгновение показалось, что все возможно. Но я промедлила — и чары рассеялись.
— Все уже легли, — сказал Вадим. — Иди.
Я встала, прошла мимо него, по самым краям ступенек, стараясь не задеть. Прошла через веранду и общую комнату, пожелав спокойной ночи Диме с Машей. Закрыла дверь, быстро разделась, натянула ночную рубашку и нырнула в постель, к стенке, жалея, что нельзя размазаться по ней тонкой пленкой,
Белыми ночами мы занавешивали окна, чтобы свет не мешал спать, но он пробирался сквозь щели, растекался по одеялу — зыбкий, прозрачный и призрачный. А еще у ночи был свой голос — те особые очень тихие звуки, которые можно услышать только за городом. Чувственные, волнующие, магические…
Вадим вошел в комнату, выключил свет, разделся. Лег на самый край, повернувшись ко мне спиной. Но как ни старались мы отодвинуться друг от друга подальше, меч между нами вряд ли удалось бы положить. От невольных прикосновений по всему телу разбегались горячие волны. Стиснув зубы и зажмурившись, я считала от ста до одного и обратно, но это мало помогало. От желания выкручивало, как белье в стиральной машине.
Время шло, я понимала, что уснуть вряд ли смогу. Вадим тоже не спал. Не выдержав, я перебралась через его ноги, нашарила тапки и вышла на веранду. Села в шезлонг, укрылась пледом. Кому рассказать! Я дико хочу собственного мужа, с которым прожила пятнадцать лет. И он — я не сомневалась! — тоже хочет меня. И вместо того чтобы слиться в экстазе, я вжимаюсь в стену, а он висит на краю кровати — лишь бы случайно друг до друга не дотронуться. И я просто от него убегаю. Да что за дьявол?!
Тихо скрипнула, открывшись и снова закрывшись, дверь…
16
— Не уснуть? — спросил Вадим, опираясь на перила крыльца.
— Выспалась, — пробормотала я.
Веранду уже успел оплести хмель, и в полумраке был виден лишь темный силуэт. Вдруг показалось, что там стоит опасный незнакомец, а не человек, которого я знала полтора десятка лет, даже больше. Захотелось убежать и спрятаться. Или сжаться в крохотный комочек и забиться под плед.
«Пожалуйста, — взмолилась я, неизвестно к кому обращаясь, — пусть ничего не будет. Вообще ничего. Никаких разговоров, выяснений. Я не хочу!»
Быстро пройдя через веранду, Вадим схватил меня за руку и рывком вытащил из шезлонга. Прижал к себе и впился поцелуем в мои губы — крепко, до боли. Его язык настойчиво раздвигал их, протискивался между зубами, сталкивался с моим языком, словно сражаясь с ним. Руки пробрались под подол рубашки, задрали его, жадно сжали бедра, обводя большими пальцами треугольник внизу живота.
«А если кто-то выйдет?» — мысли заметались беспомощно, словно птицы, увидевшие кошку.
Словно услышав, Вадим потащил меня за собой — я едва успела всунуть ноги в шлепанцы. Оказавшись на дорожке, ведущей к кухне, попыталась вырваться, и он повернулся ко мне. Жесткий, злой взгляд сощуренных глаз — мне снова показалось, что передо мной чужой, незнакомый человек.
«Даже не думай!» — говорил этот взгляд, и я сдалась.
Наш участок был последним на улице, за кухней начиналась лесополоса. С той стороны даже забора не было, только прокопанная по границе канава и сетка-рабица. А под окном кухни — маленькая лужайка, где стоял стол. Туда ставили все, что надо было высушить: с той стороны солнце не уходило почти весь день. Если бы кто-то вышел из дома, нас все равно не увидел бы.